– Никак. – Джедао говорил вежливо, но не извинялся. От того, что его голос звучал почти безразлично, у нее по спине пробежали мурашки. – Я мог бы изобразить муки совести, но эти люди мертвы много веков. Это им не поможет. Единственное, что мне теперь осталось, – служить системе, ради служения которой они умерли и которой я сам поклялся служить. Это ничего не исправит, но больше у меня ничего нет.
Он был почти убедителен. Жаль, что она не знала, в чем заключается его игра. Она подошла к кровати, шлепая босыми ногами, и улеглась. Он больше ничего не сказал, но было невозможно не ощущать его присутствие, его глаза – огоньки свечей во тьме.
В конце концов пришел сон. Ей снился лес, полный лис с блестящими желтыми глазами. Каждый раз, когда она делала шаг, ближайшая лиса оказывалась вырезанной из бумаги и сгорала, не оставляя ничего, кроме ослепляющей вспышки дыма и искр. Проснувшись, Черис была почти уверена, что ее тень окажется охвачена огнем. Но та была прежней, девятиглазой и непоколебимой.
Черис проголодалась, но сеть напомнила ей, что сегодня поминальный праздник: День змеиного огня. Кто-то доставил медитационный фокус, пока она спала – зеленую свечу в форме вскрытой змеи с вытянутым правым легким, удлиненным, рассеченным крест-накрест. В поселениях гекзархата Видона обычно пытали преступников или еретиков на поминальные дни, но на пустомотах такое не практиковалось. Черис не любила поминальные дни. Большинство людей их не любили. Тем не менее консенсусная механика означала, что экзотические технологии высокого календаря могли работать только в том случае, если все будут соблюдать поминальные дни и придерживаться социального порядка, который разработала фракция Рахал.
– Я не узнаю́ этот символ, – сказал Джедао с непонятной интонацией, когда она зажгла свечу. – Что за еретики? Их сожгли?
– Они называли себя Змеевиками, – сказала она, – о чем нетрудно догадаться. У них была какая-то ересь религиозного толка, связанная с верой в реинкарнацию.
– Интересно. – Интонации Джедао по-прежнему были непостижимы. – Ладно, не буду прерывать ваш ритуал.
Он ничего не сказал о том, чтобы самому соблюсти поминальный день. Черис спросила себя, влияет ли соблюдение ритуала призраком на консенсусную механику хоть как-нибудь. Тем не менее тот факт, что немертвый генерал, похоже, не испытывал почтения к поминальным дням, вынудил ее признать, что это вызывает толику симпатии в его адрес.
Потратив на медитацию положенные тридцать девять минут, Черис приступила к утренней зарядке. Начала с разогревающих упражнений, потом перешла ко всё более сложным формам. Тело не желало ей подчиняться. Не один раз пришлось справляться с убежденностью в том, что ее ноги должны быть длиннее, а центр тяжести – выше. Черис с сожалением отказалась от упражнений с мечом.
– Говорят, вы были превосходны в рукопашном бою и с огнестрельным оружием, – наконец сказала Черис, чувствуя, что должна поговорить с Джедао, особенно после их обмена колкостями прошлой ночью. В конце концов, в строгом смысле слова она виновата, что им приходится работать вместе.
– Старался не отставать от Кел, – сказал Джедао, тоже настроенный на примирение. – Есть шанс, что вы унаследовали кое-что из моих умений. Удастся ли это применить, зависит от вас, но я могу себе представить, как надо потрудиться, чтобы перестроить все навыки, предназначенные для тела с неправильными параметрами.
– А ваши предыдущие якоря?..
– Одному из них повезло, но он был примерно моего роста и телосложения – возможно, это помогло.
Черис пришла в голову ужасная мысль: та бойня, которую он устроил у Адского веретена, теперь вписана в ее сухожилия так, что не извлечь. Впрочем, если такие воспоминания и существовали, они были не в той форме, к которой она могла бы получить доступ напрямую.
– Кроме того, – продолжил Джедао, – вы, вероятно, знаете много способов убивать людей. Я не в курсе, чему сейчас учат в Академии Кел, но думаю, что прогресс на этом фронте не стоит на месте.
Ее кольнуло воспоминание.
– Разве вы не начали карьеру как наемный убийца Шуосов?
Не то чтобы она мало убивала, но Джедао как-то слишком уж беспечно об этом отзывался. Впрочем, многие из ее знакомцев-Кел были такими же.
– Да, но я точно отжил свой век.
Мысль о том, что у убийц есть срок годности, почти заставила ее улыбнуться.
Вскоре после этого сервиторы принесли три подноса, один большой и два маленьких. Такую разновидность сервиторов она никогда раньше не встречала: змееформы с шестью рудиментарными крыльями.
– Нирай, – сказал Джедао, как будто это все объяснило. Вероятно, так и было.
Черис поблагодарила сервиторов вежливым кивком. Она хотела бы поболтать с ними, но у нее была работа, и у них наверняка тоже. Они что-то дружелюбно прощебетали, прежде чем уйти.
Подносы предназначались для двух людей, а не для одного, с общими блюдами на большом подносе. Миска Джедао была из кованого металла, с выгравированной Двойкой шестерней. Миска и тарелки рядом были пусты. Чашу наполнял вихрящийся туман, словно угодивший в ловушку обрывок облака.
– По крайней мере, они не тратят на меня отличный виски, – сказал Джедао, но прозвучало это так, словно он желал, чтобы потратили. – Вы задаетесь вопросом, нужно ли мне питание. Ответ – нет, но я полагаю, они ощутили, что протокол требует чего-то такого.
– Вы ели со своими солдатами? – спросила Черис. Это был опасный вопрос, но в нем заключалась та истина, о которой она могла спросить.
Джедао сухо рассмеялся. Когда его голос зазвучал опять, он был спокойным.
– Вы спрашиваете себя, как такое возможно – убить людей, с которыми ты сидел за офицерским столом. Я и сам себя об этом спрашивал. Но ответ на ваш вопрос: да. Обычаи Кел со временем изменились, знаете ли. В те дни каждый командующий приносил собственную чашу к офицерскому столу. Всё было иначе в последний раз, когда меня будили. А теперь так делают?
– Да, – ответила Черис. В горле пересохло.
Он еще не закончил.
– Когда я был жив, я передавал по кругу чашу, снятую с вражеского солдата – хлипкую такую штуковину из дешевого олова. – Его голос дрогнул, но потом опять стал спокойным. – Я считал
