Мы отошли за угол (и я посмотрел вверх, чтобы убедиться – тут нет окна). Достав смартфон, я открыл карту и придирчиво изучил окрестности.
– Пошли, Мокрый Лис, – сказал я, пряча телефон в карман. – Если я прав, то нам недалеко, можем не дёргать Игоря. Пусть наслаждается новым, энергичным «Рамштайном».
* * *Когда мы подошли к маленькой деревянной церкви на проспекте Народного Ополчения, Бедренец остановился и непонимающе посмотрел на меня:
– Это ещё что?
– Ближайшая церковь, – любезно пояснил я. – Храм Нечаянная Радость.
– Он же православный!
– Ну так и семья Вилениных – не протестанты, несмотря на их увлечение старым американским сериалом. Ты крестик у неё на груди видел? Наш, русский крестик.
– Видел. – Бедренец нахмурился. – Но даже если Андрей остался в традиционной вере… это бывает, да… он сейчас в невменяемом состоянии.
– С чего ты решил?
– Он укусил жену! Он её связывал! Если бы он пришёл в себя, то немедленно заявил бы о случившемся или вернулся домой!
– Так он из себя и не выходил, – заметил я. – Пошли, что стоять… возьмём след.
В церкви было хорошо, как и должно быть в таких местах. Полутьма, тишина, огоньки свечей, сладкий запах ладана. За прилавком крошечной церковной лавки стояла старушка – одна из тех типичных старушек, что к старости начинают энергично воцерковляться. Священника я не увидел, а молящихся было немного – девушка стояла у кануна, молилась за кого-то покойного, и мужчина молча, неподвижно застыл у иконы Спасителя.
Мужчина был кваzи.
Вот же повезло!
Бедренец сразу подтянулся, будто стойку сделал. Я придержал его за рукав, потом сделал страшные глаза, взглядом указывая на шляпу. Мало того, что Бедренец вошёл в храм не перекрестившись, так ещё и в головном уборе. Старушка за прилавком уже закипала, глядя на него.
Михаил быстро стянул шляпу и даже изобразил нечто вроде полупоклона в сторону алтаря. Креститься старый коммунист всё-таки не стал. Вот они, настоящие убеждения, и при жизни, и после! Не то что руководство компартии, в своё время дружно продавшее идеалы, заветы и лозунги, спешно уверовавшее в Господа и Капитал (в Капитал, конечно, куда более искренне).
Я же подошёл к старушке, протянул деньги, взял свечку. Тихо спросил, кивая на кваzи у иконы:
– Давно стоит?
Глаза у старушки оживились. Она подалась ко мне через прилавок и доверительно прошептала:
– С ночи! Прибежал, заполошный, встал у иконы. Храм пора закрывать, а он взмолился, оставьте меня, говорит, мне очень надо…
– И что?
– Батюшка сам с ним остался. Всю ночь в церкви провёл. Всё с ним поговорить пытался, а он молится, молится…
– Какой у вас замечательный батюшка, – искренне восхитился я. – Вы его берегите. А за гражданина кваzи не волнуйтесь, мы сейчас с ним поговорим и домой отведём.
Вначале я подошёл к кануну, поставил свечку. Постоял чуть-чуть, вспоминая своих. Помнится, гремели когда-то в православных кругах баталии на тему – можно ли ставить свечки за упокой восставших или возвысившихся. Я итог не помню.
Но я ставил.
Потом я подошёл к молящемуся мужчине. Выглядел тот неважно, помятым и усталым. Больше полсуток на ногах, тут и кваzи устанет.
– Андрей, позвольте вас отвлечь на минутку… – тихо сказал я.
Кваzи посмотрел на меня, собираясь с мыслями.
– Может быть выйдем из храма ненадолго? – спросил я. – Нам надо поговорить. Потом вернётесь, если захотите.
Андрей неловко кивнул и пошёл за мной. У дверей к нам присоединился Бедренец. Мы отошли немного от храма, присели на скамейку. Я сел посередине. Андрей изучающе посмотрел на меня, потом на Михаила. Потом на небо. Спросил:
– Такой сильный ливень был?
– Да, местами, – сказал я. – Как вы себя чувствуете?
– Плохо, – честно подтвердил Андрей. И тут же уточнил: – Не физически, духовно.
– Долго длилось помрачение сознания? – сочувственно спросил Бедренец.
Андрей нахмурился. Уточнил:
– Вы это мне? Какое помрачение?
– Михаил, позволь мне, – сказал я и взял Андрея за руку. – Мы были у вас дома, ваша супруга очень волнуется.
– Как вы меня нашли?
– Я подумал, что вы нуждаетесь в срочной духовной помощи, – сказал я. – И направитесь в ближайший храм. Я лишь не ожидал, что вы простоите тут всю ночь. Церкви ведь закрывают.
– У нас очень хороший священник, – негромко сказал Андрей. – Я не так часто захожу сюда… знаете, даже в Питере людей шокирует, когда кваzи… но он меня знает и понял, что мне это важно.
– Почему вы так расстроились? – спросил я прямо.
– Вы же в курсе, раз пришли. – Андрей поморщился. – Я её укусил. До крови.
– Заигрались немного? – Я кивнул. – Она затянула со стоп-словом?
– Откуда вы…
– В этом нет ничего плохого, если вы поступаете так по обоюдному согласию, – сказал я.
– Связывать, причинять боль – это плохо, – с мукой в голосе сказал Андрей. – Это дурацкая игра. Но ей… так нравится.
– И вы не можете отказать.
Он кивнул.
– Елена вас попросила её укусить?
– Да. Она часто так просит. Но в этот раз хотела всё сильнее и сильнее… – Лицо Андрея передёрнулось от отвращения. – Я не рассчитал. Я почувствовал… кровь.
У него по лицу прошла какая-то чудовищная гримаса. Губы затряслись, он вдруг вскинул ладонь и провёл ею по рту, будто стирая следы.
И тут меня поразил Бедренец.
Он вдруг встал, мягко, но сильно отодвинул меня, сел рядом с Андреем. Заглянул тому в глаза. Обнял – и прижал к себе, будто ребёнка. Что-то зашептал на ухо. Встряхнул за плечи, снова заглянул в глаза.
Я встал, отошёл от скамейки. Похоже, с ролью психотерапевта в данном случае Бедренец прекрасно справится. Я стоял, смотрел на несущиеся по проспекту машины и думал о том, что для таких вот случаев хорошо бы уметь курить. Достать из кармана пачку сигарет, с суровым лицом пускать дым, думать о бренности всего сущего и многогранности человеческой натуры…
– Добрый день.
Священник подошёл со стороны церкви. Молодой мужчина, маленькая бородка, интеллигентские очки в тонкой оправе. Глаза красные – видно, что ночь не спал.
– Здравствуйте, батюшка, – сказал я.
– С ним всё в порядке? – спросил священник, кивнув на скамейку, где сидели, обнявшись, два кваzи.
– Да. Всё будет хорошо.
Священник помялся:
– Скажите, а пожилой человек…
– Пожилой кваzи, – поправил я. – Он лучше понимает некоторые психологические проблемы. Точнее, некоторые совсем не понимает, а некоторые хорошо понимает… Но вы не волнуйтесь. Он не гомосексуалист, он всего лишь покойник.
Как ни старался священник скрыть облегчение, но оно проступило на лице.
– Спасибо, – сказал он. – Я пытался говорить с Андреем, но он так глубоко ушёл в свои переживания.
– Вам спасибо большое, что оставили его на ночь, – сказал я. – И церковь у вас хорошая, пусть и маленькая, и вы настоящий.
– А вы… – Священник опять замялся.
– Нет, скорее неверующий, – сказал я. – Извините.
– Ничего, бывает, – кивнул священник.
Мы некоторое время постояли рядом, глядя в сторону от скамейки.
– Всего лишь небольшой конфликт с женой, – пояснил я. – Но так случилось, что…
– Не надо, – быстро сказал священник. – Если он захочет, то сам расскажет. У людей должно быть право самим решать, что говорить людям,
