Я ждал Найда возле станции метро «Пушкинская». Он позвонил, когда я ехал на автобусе в центр от питерского Периметра и спросил, ждать ли ему машину. Пришлось сказать, что водитель приболел и договориться встретиться у метро.
Близился вечер, и Питер плавно переходил в своё вечерне-расслабленное состояние. Открывались кафешки, на открытых площадках загорались инфракрасные лампы, на улицах появлялось всё больше молодёжи – причём не только кваzи, но и нормальной, живой. Компании почти все были смешанные. Вот три живых парня и мертвец. Вот два кваzи и живая девушка. А вот группа молодёжи, где и не угадаешь, кто есть кто, – лица подкрашены в серовато-голубой у живых, выбелены у мёртвых, стрижки одинаково небрежные. Полное торжество толерантности. Жизнь и смерть гуляют под ручку по улицам столицы мёртвых.
Я подумал, что это в итоге оказалось совсем не так плохо, как могло быть. И дело не в том, что Катастрофа прошла самым странным и мирным образом, как она только могла пройти, что улицы городов не превратились в руины, в которых хищные мертвяки охотятся за немногими выжившими. Без всякой Катастрофы всё могло быть плохо. Человечество упорно шло к самоуничтожению – ломало существующие и рабочие социальные модели, придумывая взамен немыслимые и нежизнеспособные, создавало всё новые и новые средства массового уничтожения, конфликтовало, воевало, боролось с плохим – развивая и популяризируя его, поддерживало хорошее – давя и дискредитируя. Всё шло вразнос. Восставшие оказались мёртвой водой, уничтожившей то, что требовалось уничтожить, кваzи стали живой водой, запустившей новое развитие. Конечно, если тебя самого не угораздило попасть в эту мясорубку. Но ведь так, наверное, бывает при любом социальном катаклизме. При революциях, крушении и становлении империй, возникновении новых религий, даже при промышленном перевороте. Всегда мир сгорал и рушился, погребая ни в чём не повинных неудачников под своими обломками – а потом вставал из руин и пепла, благообразный и привлекательный. Кого нынче волнует судьба помирающего с голода луддита или язычника, не принявшего христианство? Да никого. Победитель получает всё, в том числе и право переписать историю на свой вкус. Если спросить этих молодых ребят, выросших уже после Катастрофы, хотят ли они, чтобы всё было «как раньше», что они ответят?
Пальцем у виска покрутят.
Мир адаптировался.
Жизнь после смерти, да ещё и доказанная, гарантированная, – это очень сильный довод. А кваzи – слишком славные ребята, чтобы представить мир без них.
– Пап?
Найд выскочил из толпы, валящей из метро, подбежал ко мне, придерживая болтающийся на одном плече ранец.
– Что-то случилось? – он заглянул мне в глаза.
Я махнул рукой.
– Да ерунда. Думаю о жизни. Почему ты до Пушкинской ехал?
– О жизни – это хорошо, – решил Найд. – Я провожал… приятеля. Не люблю провожать, но надо было.
– Пошли, – согласился я. – Я тоже не люблю проводы.
Найд хмыкнул, мы двинулись от метро в сторону дома.
– Папа, Пушкин был хороший поэт?
– Да. Неужели его не проходят в школе?
– Проходят. Но он как бы главный поэт, а главный и лучший – это разное. А ты как считаешь? Кто лучший?
– Пушкин.
– Ну а серьёзно?
– Мне Маяковский нравится. И Симонов, конечно. Фамилия обязывает.
– Думаешь, они хорошие поэты?
Я пожал плечами. Остановился и нравоучительно произнёс:
Для веселия планета наша мало оборудована.Надо вырвать радость у грядущих дней.В этой жизни помереть не трудно.Сделать жизнь значительно трудней[5].Найд неуверенно кивнул. Я продолжил:
Ты слышишь меня, я верю:Смертью таких не взять.Держись, мой мальчик: на светеДва раза не умирать…[6]Найд быстро сказал:
– Не надо дальше. Я это стихотворение знаю, оно грустное… Пошли.
– Поэты все лучшие, – сказал я. – Если настоящие. Нельзя сравнивать. Даже с Пушкиным. Главный, конечно, Пушкин. А лучший для каждого свой.
– Наверное, так… – согласился Найд. – Почему все хорошие стихи про любовь и смерть?
– Ну с чего ты такое взял. Ещё про зверюшек: «Зайку бросила хозяйка, под дождём остался зайка…»[7]
– Так это тоже про любовь и смерть.
Я невольно рассмеялся.
– Блин. А ты прав. Тебя не обманешь, Сашка.
Мы пошли дальше.
– Что вы сегодня делали с Михаилом? – спросил Найд, искоса поглядывая на меня.
– Да так, всякое разное. За город съездили.
– Михаил зайдёт к нам?
– Хм. Не знаю, – честно сказал я. – Хочется провести вечер тихо, по-домашнему. Давай возьмём пиццу и посмотрим какое-нибудь кино?
– Давай, – обрадовался Найд.
– А у тебя как в школе дела?
– Ну… с ребятами потрепались. Расспрашивали, как в Москве. Правда ли, что у нас кваzи запрещено по городу ходить без намордников. Вот кто такие слухи распускает, не пойму!
В ресторанчике по пути мы взяли две пиццы – «Мексиканскую», с острым перцем и салями, и «Вегетарианскую», с сыром тофу и баклажанами, на случай, если вдруг зайдёт Михаил.
Подходя к подъезду, я понял, что пицца с тофу была взята не зря.
Нет, это был не Бедренец.
В коротком плаще, с наброшенным на голову капюшоном (опять начало накрапывать, всё сильнее и сильнее), с большим пластиковым чемоданом у ног, возле подъезда стояла молодая женщина-кваzи.
– Настя! – радостно завопил Сашка и бросился к ней.
– Здравствуй, Саша. – Настя обняла его и совсем по-человечески потрепала по голове. – Почему ты без зонтика, ты весь мокрый. Денис, ты понимаешь, что Саша может простудиться?
При жизни Настя относилась к Найду очень хорошо, но после смерти и возвышения стала относиться ещё лучше. Какой-то заместительный эффект, очевидно, после того, как её братишка возвысился и перестал нуждаться в её заботе.
– Здрасте вам! Тоже рад тебя видеть, – сказал я, подходя ближе. В темноте она казалась почти прежней. Почти нормальной. Почти живой.
Только серовато-голубой цвет лица и что-то чужое, нездешнее, в глазах мешали мне обрадоваться. Даже в темноте.
– Добрый вечер, Денис, – вежливо и скучно произнесла Настя.
– Какими судьбами? Не знал, что ты с нашего раёна.
– Это не смешно и нелогично, – сказала Настя. – Меня направил Маркин. Он считает, что тебе нужна помощь эксперта.
– Точно, – сказал я. – Где же в этих сырых каменных джунглях найти судмедэксперта.
– Это…
– Знаю, знаю, – я вздохнул и взял чемодан. Тяжёлый, блин!
– Лучше неси пиццу, я сильнее, – спокойно сказала Настя, забирая чемодан у меня из рук.
Ну кто бы спорил. Кваzи сильнее человека в два – два с половиной раза. Метаболизм другой.
– У нас тут тесновато, – сказал я, отпирая дверь. Щёлкнул выключателем. – Не обессудь.
– Ничего, – обводя взглядом комнату, сказала Настя. – Вы с Найдом на диване, он широкий. Я на кровати. Или мы с тобой можем лечь на диване.
– Я нарежу пиццу, – быстро сказал Найд, забирая коробки. – Тут есть вегетарианская.
Мы с Настей уставились друг на друга, пока Найд возился с ужином.
– Вы меня ждали? – спросила Настя.
– С чего… А! Нет, думали, вдруг Михаил заглянет. Он в курсе твоего визита?
– Маркин ему сообщил.
– А почему мне не сказал?
– Догадайся.
– Чтобы я не протестовал. – Я вздохнул, отошёл от двери. – Извини. Но мне действительно трудно работать с тобой. Давай уж начистоту.
– Давай. Мне с тобой нетрудно работать. Я понимаю твою эмоциональную реакцию и постараюсь не сильно беспокоить. Если хочешь, то
