После таких моих сентиментальных порывов она тут же перезванивает, вот прямо сию секунду, и взволнованно стрекочет в трубку:
– Гоша, я тоже тебя люблю! Больше жизни! Только давай честно рассказывай, что ты там опять натворил.
И мы с ней вместе смеемся, как полоумные. А в глазах у нас обоих стоят слезы радости. Потому что вот это – ЖИЗНЬ.
Послесловие
«Дом родной, мой приют…»
Помню, как в одном детском доме на концерте, посвящённом Дню Аиста, молодой специалист вместе с детьми исполнял душераздирающую песню под гитару, в которой были такие слова: «…детский дом, дом родной, и о нем мы споём… детский дом, мой приют, и о нем не поют…» Что-то в этом роде. Видели бы вы лица детей, исполняющих сей шедевр! Они не верили ни единому слову пошлой авторской песни – видимо, помнили настоящий дом, знали родных мам и пап. И в то же время на свете есть дети, которые живут с ложным убеждением о «родном доме» десятилетиями просто потому, что не знают ничего другого. При этом большинство взрослых людей в нашей стране, иногда среди них встречаются даже воспитатели детских домов, не хотят услышать элементарной вещи – детский дом, как ни старайся, никогда не станет семьей.
Путать детское учреждение с родным домом могут только дети, у которых, в отличие от других, нет и никогда не было семьи. От них отказались сразу после рождения. У таких детей самая высокая степень депривации. Все чудовищное, что происходит в их жизни – потеря семьи, отсутствие материнской заботы, психологические травмы, пренебрежение нуждами, – такие дети считают нормой. Их перемещают из одной группы в другую, передают от воспитателя к воспитателю, унижают и обзывают, порой даже бьют, а они это и многое другое считают естественным и нормальным. Они с младенчества растут в искаженных условиях и учатся в них выживать. Это дети с нарушенной привязанностью, с узкими представлениями о мире, о людях, о себе. Они – дети из «Зазеркалья», слепившие себя из осколков той информации, которая когда-то к ним случайно попала и была ими присвоена. Люди без рода и племени, никогда не знавшие материнской ласки и заботы, тепла и внимания. Отказники.
Перед вами – уникальный документ. История отказника, прошедшего свой сложный путь в «Зазеркалье». Сразу должна сказать, что книга не отпускает, открывая с каждой страницей все новые и новые детали незнакомого нам с вами мира детских домов. Он увиден не глазами сотрудников учреждения или его спонсоров, а глазами ребенка. Эта книга живая, правдивая, наполненная чувствами. Через реальные истории в ней раскрываются многие аспекты жизни сироты. Я думаю, по ней можно было бы выстроить систему подготовки приемных родителей для подростков. Во всяком случае, я бы рекомендовала прочесть ее тренерам Школы приемных родителей, психологам сопровождения, сотрудникам органов опеки, а также всем специалистам, вовлеченным в семейное устройство детей-сирот и, конечно, будущим приемным родителям. К счастью, у истории Гоши счастливое продолжение – он встретил свою семью, обрел близких людей, а вместе с ними – заботу и любовь. Но десятки тысяч подростков-сирот до сих пор остаются в детских домах, потому что взрослые их боятся. Книга поможет развеять многие мифы и стереотипы.
Гоша – яркий представитель пришельцев из «Зазеркалья». Он отказник. Внешне такие ребята ничем не отличаются от домашних детей, но внутренне их разделяет огромная пропасть. Это дети – объекты. Их можно перемещать, обижать, запугивать, унижать и наказывать. Ими легко управлять. На них можно вымещать свои взрослые проблемы и неудачи. Почему? Да просто потому, что за них некому заступиться, они относятся к категории никому не нужных детей. К сожалению, нередко приходится сталкиваться с пренебрежительным отношением персонала детского дома к отказным детям: «А кому ты нужен, если от тебя родная мать ещё в роддоме отказалась?» или «Что из тебя может путного вырасти, если твой отец подох, как собака, под забором, и тебе туда дорога!». Дети все слышат, запоминают и в слепом веровании взрослым присваивают эту негативную информацию себе. Постепенно у маленького человека в голове откладывается суждение: «Если меня выбросили, оставили, значит, я какой-то не такой. Я плохой, гадкий испорченный». «Конечно, это был… не редкий случай, – подтверждает Гоша, – двухмесячных младенцев и детей постарше часто обнаруживали либо в мусорном баке, либо в какой-нибудь выгребной яме. Понятно, что о родителях ребенка в такой ситуации вообще ничего не ясно – ни свидетельства о рождении нет, ни других документов. В общем, несмотря на внешность Егора, все знали, что он отброс». Вот так и живут эти ребята впоследствии – с мыслями о собственной неполноценности, со страхом быть всеми отверженными.
Еще дети-отказники не имеют опыта привязанности к взрослым. Причина тому – частые смены фигур вокруг маленького ребёнка: дневные воспитатели, ночные сотрудники, персонал выходного дня. При таком непостоянстве очень трудно создавать связи. Поэтому дети отрицают взрослого как такового и постепенно привязываются к постоянным объектам – другим детям, таким же сиротам. Гоша и об этом говорит: «Мы с первого класса были как одна семья, стояли друг за друга горой и воспитателям своих не сдавали. А если кого-то из наших били, то все тут же приходили на помощь, и нам было пофиг, насколько наш враг сильнее и старше нас. Мы были одной семьей». Они так и называют себя – «семейка». Совершенно неверная
