городе из-за мужа. Его не отпустили с работы, а вдвоём с Женькой Лана ехать не решилась. Отношения с сыном в последнее время разладились, он ей грубил, перечил по любому поводу, а отца всё-таки побаивался, пока что слушался.

Зоя Петровна жила на углу Комсомольской и Малышева, в городе этот перекрёсток зовут «УКМ». Неподалёку, на улице Лодыгина, стоит девятиэтажка, с которой у Ланы связаны очень неприятные воспоминания из ранней юности. Лучше об этом не думать, переключиться – как с одной скорости на другую – на что-нибудь нейтральное.

Вот, например, эмиграция.

Так себе «нейтральное», передразнила сама себя. Но лучше уж думать про это, чем вспоминать козла, который затащил её в подъезд на первом курсе.

М-да, так вот.

Эмиграция.

В последние месяцы Лана, как в шахматах, теряла одну фигуру за другой. Друзья и знакомые, соседи и коллеги один за другим собирали вещи и отбывали в дальние края. Не всегда и не обязательно по политическим резонам, но всегда и обязательно – надолго или даже навсегда.

Рита, университетская подруга, вышла замуж в Израиль.

Алексей и Маша, приятели мужа, купили в Болгарии дом.

Троюродному брату Игорю предложили работу в Германии.

Лена, соседка сверху, давным-давно жила между тремя странами, где в сытые годы накупила недвижимости – на родине она бывала лишь краткими наездами: когда нужно было поменять паспорт или ещё по какой-то бюрократической нужде.

Зверев, доцент соседней кафедры, в сентябре уезжает в Китай.

И даже Ланина маникюрша на прошлой неделе заявила, что не видит своего будущего в России, – она поставила себе целью уехать в Испанию, записалась на языковые курсы и подняла на двести рублей цены на маникюр.

Не то чтобы Лана так уж часто общалась с Ритой или нуждалась в компании Алексея и Маши. С троюродным Игорем они созванивались несколько раз в год и оба одинаково мучились во время этих никому не нужных, но неотменимых разговоров. Встречаясь с соседкой, Лана всего лишь сдержанно кивала, а доцент Зверев и вовсе раздражал своей самоуверенной глупостью: он, ещё будучи аспирантом, зачем-то заказал себе визитные карточки с титулом «аспирант». И писал чрезвычайно плохие стихи.

Потерю маникюрши – пусть и толковой, проверенной – тоже можно будет пережить.

Дело было не в каждом из этих людей, а сразу во всех этих людях. По отдельности они были просто птицы, а вместе стали стаей, пусть и полетят каждый в свою сторону.

Сколько-то времени назад – лет пять или шесть – Лана приняла решение быть по отношению к себе кристально честной. Никогда себя не обманывать, не врать даже по самому ничтожному поводу. Сначала было трудно, намного труднее, чем, например, не врать окружающим, – поневоле бережёшь свою нежную душу, на которой суровая правда обязательно оставит кровавые царапины. А потом ничего, привыкаешь. Даже втягиваешься. Начинает нравиться эта абсолютная прозрачность, сквозь которую видны все твои мысли, поступки и чувства.

До недавнего времени именно так всё и было. Но теперь, когда фигуры с шахматной доски решили поиграть в перелётных птиц, Лану перестала спасать даже честность.

Она допросила саму себя предельно жёстко – и, как всегда, отвечала предельно искренне.

– Может, я им просто завидую?

– Нет. Я не настолько страдаю от климата.

– Может, я недовольна тем, как сложилась моя жизнь в России?

– Нет, ведь здесь я столького добилась, сколько моим коллегам за рубежом и не снилось.

– Может, я буду скучать по всем этим людям?

– Нет, я прекрасно обхожусь без них целыми месяцами. А на Зверева и вовсе не смотрела бы.

– Может, я давно не была в Италии, Израиле, Германии, Болгарии и Китае?

– Именно эти страны я посещала сравнительно недавно – в Израиле мне было страшно, в Италии жарко, в Германии скучно, в Болгарии я сильно заболела, а в Китае заблокирован «Фейсбук». И ещё у меня была конференция в Австрии, семейный летний отдых в Ницце и горные лыжи в Швейцарии.

Лана-следователь умолкла, не зная, о чём ещё спросить Лану-подозреваемую. И только спустя сутки промямлила нерешительно:

– Так почему тебя так расстраивают все эти отъезды?

Лана-подозреваемая не нашлась что ответить.

Настроение у неё в последнее время было хуже не придумаешь. Может, причина в том, что надоело сидеть сиднем в летнем городе и чуть ли не дни считать до начала занятий? Хорошо мужу, он с утра до вечера на работе…

Зоя Петровна уже стояла на перекрёстке, там, где они договорились встретиться. Одета по-спортивному, с рюкзаком, корзинкой и в резиновых сапогах. Ах, ну да, грибы ведь! Лана покосилась на свои кеды с белыми подошвами. Зря она так вырядилась. Давно в лес не ездила.

– Лана Игоревна, а у вас обувь другая есть с собой? – спросила Зоя Петровна, когда Лана вышла открыть багажник.

– Нет, я как-то не подумала.

– Ну ничего, может, Коля что-нибудь найдёт…

– Коля? Какое-то не узбекское имя.

Зоя Петровна смутилась.

– Какой стыд, я ведь ни разу не спросила, как его на самом деле зовут. Когда мы познакомились, он представился Колей, ну и я привыкла и так его с тех пор и называла…

4.

Азамат оказался замечательно способным мальчиком, воспитанным в полном уважении к старшим – и, отдельно, к старшим женщинам. Знаний ему, конечно, не хватало – точнее, не хватало широты абстрактных знаний, а о жизни-то Азамат к своим десяти годам знал, скорее всего, даже больше, чем нужно. Зоя Петровна занималась с ним с удовольствием. Специально привезла в сад целую стопку детских книг, оставшихся от Яны и ею же, взрослой, отвергнутых за ненадобностью. В стопке нашлась и книга Геннадия Цыферова «Пятнадцать сестёр», которую Янка в детстве очень любила – там на каждом развороте изображалась одна из союзных республик, персонифицированная в образе молодой красивой женщины в национальном костюме и с букетом цветов в руке. Всего женщин было пятнадцать – пятнадцать республик, пятнадцать сестёр. Азамату книжка в ярко-жёлтой обложке тоже понравилась, он первым делом нашёл там главку про Узбекистан и побежал показать её папе.

Коля, пока они с Азаматом учили правила и писали диктанты, трудился на благо процветания бывшего мичуринского, а теперь уже самого обыкновенного сада. К сожалению, всё здесь было уже таким старым, негодным и запущенным, что и Колины, и хозяйкины трудовые подвиги приводили лишь к усилению контраста – облезлый, покосившийся дом, подновлённый фрагментами, выглядел на фоне ухоженных грядок ещё печальнее прежнего.

– По-хорошему, снести бы его надо и заново отстроиться, – сказал однажды Коля, но Зоя Петровна замахала руками, как союзная республика на иллюстрации в книжке машет букетом цветов:

– Что вы, Коля! Эти сады через несколько лет всё равно снесут.

О ликвидации говорили вот уже лет двадцать – город давно вышел за свои границы, как тесто выходит из кастрюли. За поворотом автобусного маршрута, всех водителей

Вы читаете Спрятанные реки
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату