Берлинское ПВО, к тому моменту приведенное в полную боевую готовность, ничего не могло поделать с этой новой напастью. Большевистские самолеты двигались быстрее, чем расчеты Flugabwehrkanone успевали поворачивать свои орудия, и немногочисленные зенитные снаряды бессильно рвались где-то позади и в стороне от бомбардировщиков, увеличив сыпавшимися на город осколками в немецкой столице количество жертв.
И всюду одно и то же: воронки, щебень, обломки кирпича, камня и бетона. Разбор завалов только начался, и пока было неясно – сколько времени полиции и пожарным потребуется на то, чтобы извлечь живых и мертвых из-под обломков.
Жаркое лето требовало как можно быстрее похоронить тела погибших берлинцев, чтобы в разрушенной столице не началась эпидемия, которая, как когда-то в Средние века, чуть не обезлюдила столицу Тысячелетнего рейха.
Но больше всего Геринга потрясли не трупы и разрушения, а лица и глаза живых берлинцев, застывшие и потерянные. Совсем недавно они восторгались успехами вермахта и пели осанну рейхсмаршалу, пока война бушевала где-то далеко от Германии. Под бомбами люфтваффе рушились и горели дома в Гернике, Варшаве, Роттердаме и Лондоне. Но сейчас смерть пришла в города Германии, и настроение немцев изменилось. Нет, пока еще не кричали: «Распни его!» Копающиеся в руинах берлинцы, пытавшиеся найти среди обломков тела своих родных и близких, только молча провожали кортеж Геринга потухшими взглядами и снова, как зомби, принимались за разбор завалов.
Конечно, Толстый Герман был наркоманом и мерзавцем, бесстыдно грабившим музеи и картинные галереи в оккупированных Германией странах, с легкостью готовым обречь на смерть и страдания миллионы французов, голландцев, бельгийцев, англичан и унтерменшей-славян. Но немцы были для него своими, и для них он совсем не хотел подобной судьбы. Рукотворный берлинский апокалипсис, который устроили в столице рейха большевистские самолеты в это воскресное утро, поразил его прямо в сердце. Еще недавно сияя, по выражению Роберта Лея, как начищенный медный таз, он во всеуслышание заявил, что ни одна бомба не упадет на Германию. А если и упадет, то любой может назвать его Мейером. И вот, не успела начаться война с большевиками, как на Берлин обрушился град русских бомб, неся с собой смерть и разрушения.
А на Восточном фронте, судя по поступающим оттуда отрывочным сведениям, дела тоже складывались из рук вон плохо. Через несколько часов с начала боевых действий от 2-го воздушного флота осталось не более пятидесяти самолетов. Командующий флотом, генерал-фельдмаршал Альберт Кессельринг – Смеющийся Альберт – вместе с частью своего штаба погиб во время удара крупнокалиберной артиллерии противника по приграничному аэродрому Тересполь. Большевистская авиация в полосе действия группы армий «Центр» чувствовала себя свободно, бомбя и штурмуя бронетехнику и пехоту вермахта.
1-й и 4-й воздушный флоты хотя и не подверглись подобному тотальному истреблению, но в ожесточенных воздушных боях с превосходящими силами большевиков понесли тяжелые потери и теперь, истекая кровью, шаг за шагом уступали противнику господство в воздухе. Советские ВВС, вопреки ожиданиям Берлина, оказались прекрасно отмобилизованными, оснащенными новыми самолетами с мощным вооружением и полностью готовыми к началу боевых действий. Мощь их ударов с каждым часом только нарастала.
Вместо обещанной легкой прогулки на восток, в воздухе над советско-германским фронтом ежеминутно сгорали летчики, штурманы и бомбардиры еще довоенной выучки – золотой фонд люфтваффе. И даже если случится чудо и Германия устоит при ответном ударе, то заменить этих прославленных асов будет уже некем.
Развязав войну на Востоке, Гитлер и высшее руководство Третьего рейха, включая того же Геринга, открыли ящик Пандоры, и из него на головы немцев хлынул поток бедствий. Герингу от таких известий было бы в пору застрелиться. Но он так не поступил. Желание жить перевешивало и страх расправы, которой его мог подвергнуть фюрер, и стыд за поражение, и ужас перед ожидающими Германию бедствиями.
Впрочем, с этого дня Герман Геринг на случай своего ареста гестапо или пленения врагом всегда имел при себе несколько ампул с цианистым калием: в воротнике мундира, в тюбике с зубной пастой и в круглой баночке с кремом для кожи. Живым второй человек в рейхе сдаваться не собирался.
22 июня 1941 года, 15:00 мск. Лондон. Бункер премьер-министра АнглииПремьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль
Этот день он ждал, как невеста ждет день свадьбы. И только теперь понял, что Британия спасена. Гунны окончательно выбрали направление вторжения и обрушились со всей тевтонской яростью на Россию… Большевистскую Россию… Страну, которую он ненавидел. Но с сего момента она стала союзником Британии. На время, конечно. Ведь постоянных союзников у старой доброй Англии не бывает. Только временные… Постоянными у Британии бывают только интересы.
«За последние четверть века, – подумал он, – никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. И я не возьму обратно ни одного слова, которое я сказал о нем. Но все бледнеет перед развертывающимся сейчас зрелищем».
Британская разведка всегда считалась одной из лучших в мире. Агенты МИ-6 сумели заблаговременно раздобыть информацию о плане «Барбаросса», и сразу стало ясно, что Адольф решил пойти ва-банк. В свое время он назвал Россию колоссом на глиняных ногах. Но Адольф ошибался – эта страна крепко стоит на своих ногах, и свалить ее гуннам будет не так-то просто. Ну и пусть – чем сильнее немцы увязнут в России, тем легче будет Британии. Чем больше русские убьют солдат вермахта, тем меньше шансов у нас будет на то, что когда-нибудь германские генералы достанут из сейфа в Цоссене папку с надписью на ее корешке «Seel we» – «Морской лев».
Я сел за стол, чтобы подготовить обращение к нации. Подданные короля Георга VI должны знать о том, что произошло, и чего им ждать в самом ближайшем будущем. Они должны почувствовать единение с русскими, которые сейчас бьются с гуннами в развалинах своих городов и сел. Буквы сами ложились на бумагу. Вот что я писал:
«Я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времен. Я вижу их охраняющими свои дома; их матери и жены молятся – о, да, – потому что в такое время все молятся о сохранении своих любимых, о возвращении кормильца, покровителя и защитника… У нас лишь одна-единственная неизменная цель. Мы полны решимости уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима. Ничто не сможет отвратить нас от этого, ничто. Мы никогда не станем договариваться, мы никогда не вступим в переговоры с Гитлером или с кем-либо из его шайки. Мы будем сражаться с ним на суше, мы будем сражаться с ним на море, мы будем сражаться с ним в воздухе, пока с Божьей помощью не избавим землю от самой тени его и не освободим народы от его ига.
Любой человек или государство, которые борются против нацизма, получат нашу помощь. Любой человек или государство, которые идут с Гитлером – наши враги… Нападение на Россию – только прелюдия к попытке завоевания Британских островов. Без сомнения, он надеется завершить его до наступления зимы, чтобы сокрушить Великобританию до того, как флот и военно-воздушные силы Соединенных Штатов смогут вмешаться… Поэтому опасность, угрожающая России, – это опасность, грозящая нам и Соединенным Штатам, точно так же, как дело каждого русского, сражающегося за свой очаг и дом – это дело свободных людей и свободных народов во всех уголках земного шара…»
Я критически пробежался по написанному.
Неплохо, совсем неплохо, подумал я. Тут есть и слова, которые вызовут сочувствие к русским солдатам и их близким, есть фраза о том, что мы ни за что не заключим с Адольфом или
