Уинстон Черчилль признался, что летом 1954 года он предложил Молотову организовать дружескую англо-советскую встречу на высшем уровне, но это предложение ни к чему не привело…
«Черчилль, — писал один из лидеров либеральной партии Алан Кэмпбелл-Джонсон, — предлагал встречу в верхах, поскольку сложилось впечатление, будто Маленков намерен придерживаться «новой ориентации» в советской внешней политике. Но после двух лет видимого верховенства Маленкова пришло чрезвычайно всех поразившее сообщение об отставке Маленкова и о том, что на посту премьер-министра его сменил Булганин. Выяснилось также, что подлинным хозяином стал секретарь коммунистической партии Хрущев. Все сходились на том, что эти изменения неблагоприятны для перспектив мирного сосуществования…»
Но Хрущев становился все более открытым для внешнего мира. Он отправился в Китай, чтобы передать Мао Цзэдуну военную базу в Порт-Артуре. Поехал в Белград, чтобы извиниться перед Иосипом Броз Тито за сталинские нелепые обвинения. В сентябре 1955 года подписал с Финляндией соглашение об отказе СССР от прав на использование территории Порккала-Удд в качестве военно-морской базы и о выводе оттуда советских вооруженных сил.
Тем не менее настороженность сохранялась. Предложение другой стороны даже не рассматривались всерьез. В начале 1954 года на встрече с министрами иностранных дел Молотов сказал, что Советский Союз готов рассмотреть вопрос о вхождении в НАТО. Все рассмеялись. 31 марта 1954 года Москва направила западным странам официальные ноты с предложением принять страну в НАТО. Последовал отказ.
И только встреча лидеров четырех держав в Женеве в июле 1955 года доказала миру, что в Советском Союзе действительно появилось новое руководство.
— Почему встреча в верхах породила надежду и ожидания? — задавался вопросом британский министр иностранных дел Гарольд Макмиллан. — Воображение всего мира поразил тот факт, что происходила дружественная встреча руководителей двух великих группировок, на которые разделен мир. Эти люди, обремененные колоссальным грузом своих обязанностей, встретились, беседовали и шутили как простые смертные… Дух Женевы был возвращением к нормальным человеческим отношениям.
В Женеву Хрущев и Булганин поехали вдвоем. Формально старшим был Булганин. Хрущев ездил в странном качестве члена Президиума Верховного Совета СССР.
Готовясь к встрече в Женеве, Эйзенхауэр почувствовал, что ему не хватает позитивных идей. Он собрал ученых. Тогда и возникла идея «открытого неба», совместных разведывательных полетов над США и СССР, чтобы каждая из сторон видела, что другая страна не собирается нанести первый удар. Эйзенхауэр выдвинул эту идею в Женеве, Булганин проявил вежливый интерес. Но Хрущев твердо сказал: «Я не согласен». И Эйзенхауэр понял, кто руководит советской делегацией.
«Эйзенхауэр, — делился Хрущев своими женевскими впечатлениями, — в личных контактах производил очень хорошее впечатление. Он человек, располагающий к себе, в обращении мягкий, голос у него тоже не какой-то такой, приводящий в трепет собеседника, как принято изображать командирские голоса военных. Нет, голос у него был человеческий, и обращение человечное, даже, я бы сказал, притягательное».
В ноябре 1952 года республиканцы во главе с Дуайтом Эйзенхауэром выставили из Белого дома демократов, которые управляли страной два десятилетия.
Избирательная кампания 1952 года была одной из самых грязных. Особенно старались Ричард Никсон и сенатор Маккарти, атакуя кандидата от демократической партии Эдлая Стивенсона. Вообще-то люди, которые знали Эдлая Стивенсона, ценили его за веру в доброту человеческой натуры, но сильно сомневались в том, что это качество может обеспечить безопасность страны…
Источником грязных слухов было ФБР, которое будто бы получило данные о том, что кандидат в президенты дважды задерживался полицией — в Иллинойсе и Мэриленде — за гомосексуализм. В обоих случаях его будто бы отпускали и протоколы задержания рвали. Газеты не писали о слухах, но они ходили по стране. ФБР записывало слова бывшей жены Стивенсона, страдавшей опасной формой паранойи. Она рассказывала о нем небылицы. Впоследствии Эдгар Гувер прислал соответствующую справку и братьям Кеннеди, когда они решили назначить Стивенсона представителем в ООН. Но Джон Кеннеди не обратил внимания на нелепые обвинения. Эдлай Стивенсон получил трибуну в Совете Безопасности ООН и еще возникнет на страницах этой книги.
Ястребов порадовало то, что своим напарником Эйзенхауэр избрал Ричарда Никсона. У него были твердые антикоммунистические взгляды. Что касается Эйзенхауэра, то он так долго служил в армии, что неизвестно было, есть ли у него вообще какие-то взгляды.
Новый президент любил говорить о себе: «Я крестьянский сын из Канзаса» или «Я простой солдат». При этом он много лет проработал в Вашингтоне, занимал крупные военные посты. Он окончил училище в Уэст-Пойнте в 1915 году. В тридцатые годы был помощником генерала Макартура в Вашингтоне и на Филиппинах и знал, как должен вести себя генерал. В начале второй мировой он постигал военное искусство под руководством генерала Маршалла.
Когда Эйзенхауэр не защитил доброе имя Маршалла и позировал вместе с сенатором Маккарти, Гарри Трумэн счел это предательством:
— Он был обязан Маршаллу всей своей карьерой. Рузвельт произвел его из подполковников сразу в генералы именно по рекомендации Маршалла…
Дуайт Эйзенхауэр не стал связываться с сенатором Маккарти, чтобы не обзаводиться лишними врагами. Он не одобрял манер и методов сенатора, но в целом считал правильными его цели. За лучезарной и дружелюбной внешностью Эйзенхауэра скрывался холодный и в случае необходимости безжалостный руководитель.
— Я занимаюсь политикой, причем очень активной политикой, всю свою взрослую жизнь, — говорил Эйзенхауэр. — Нет более политической организации, чем американские вооруженные силы.
Вот уж кто не страдал нерешительностью. Он подходил ко всем проблемам по-военному: прямо брался за дело. Важнейшие решения принимал на совещаниях Совета национальной безопасности или в кругу ближайших сотрудников. «Готовясь к сражению, — вспоминал Эйзенхауэр, — я всегда убеждался, что планы бесполезны, но и без планирования обойтись нельзя».
Эйзенхауэр любил играть в гольф, устраивал большие ужины или уезжал на рыбалку, чтобы не утомлять себя работой. Он охотно делегировал полномочия подчиненным, но не самые важные дела. Он демонстрировал значительно больше энергии и заинтересованности в делах, чем можно было предположить со стороны. Но его чувство самосохранения заставляло его выдвигать на линию огня своих сотрудников, а самому держаться в
