– Влюбилась, – предположил Женя. – Вероятнее всего, безответно. Не ест, не спит, оценки испортились, похудела – все признаки налицо. Вспомни себя в ее возрасте. В тринадцать-пятнадцать лет все через это проходят.
Полине хотелось поверить мужу и успокоиться, но все-таки она не думала, что дело в подростковой влюбленности.
Влюбленные, даже если их чувство неразделенное, живут в собственном мире, и до всего остального человечества им попросту нет дела. Они мечтательны и задумчивы, но не шарахаются от каждого шороха, не выглядят измотанными, не ходят с понурым видом и погасшим взглядом, не огрызаются на окружающих.
Да и потом, если бы в жизнь Сони пришла первая любовь, она наверняка рассказала бы об этом матери!
Или все-таки не рассказала бы, рьяно оберегая свое чувство от посторонних глаз, и вела себя именно так, как ведет сейчас?
Глава 6
Вызвать дочь на откровенный разговор Полине удалось только в конце октября.
Вчера был последний учебный день в четверти – начались осенние каникулы. У Алика в табеле красовались сплошные пятерки, Соне же похвастаться оказалось нечем, хотя она и умудрилась под конец четверти исправить несколько троек.
Была суббота, и Женя с Аликом отправились в бассейн. Они ходили туда дважды в неделю, поначалу Соня тоже ходила, но вот уже месяц, как их компания превратилась в чисто мужскую.
Женя проводил с приемным сыном все больше времени: несколько раз брал на работу в клинику, и все сотрудники в один голос восторгались умным, вежливым, красивым мальчиком. Они часто бывали в кинотеатре или на катке, как-то целый выходной провели в детском развлекательном центре, однажды сходили на хоккейный матч. У них появились свои словечки и шуточки: похоже, отец с сыном отлично понимали друг друга.
Сближение произошло настолько стремительно, в считаные недели, что это казалось нереальным. Полине бы радоваться, ведь поначалу Женя без восторга воспринял идею об усыновлении.
Только она не радовалась. Сближаясь с Аликом, муж (снова лишь домыслы?) отдалялся от Сони и от нее самой.
«Обычная бабская ревность!» – ругала себя Полина и старалась не думать об этом.
В общем, отправив Женю с Аликом плавать, она уговорила Соню сходить в торговый центр.
– Мы так давно не выбирались никуда вдвоем. Купим тебе что-нибудь новенькое, а потом пообедаем в кафе, – предложила Полина, и дочь согласилась.
Выбирая себе наряды, Соня стала почти прежней: как и на любую даму, шопинг действовал на нее благотворно. В итоге они купили джинсы, пару кофточек, туфли и кое-что из бижутерии. Потом сидели за столиком кафе на верхнем этаже торгового центра, а пакеты с обновками громоздились рядом.
В торговом центре было полно народу. Женский голос радостно извещал о скидках в ювелирном бутике, популярная группа пела слащавую песню о неземной любви.
«Сейчас со всех сторон кричат об этом чувстве, – думала Полина, – тошнит уже».
И не в том дело, что о святом лучше молчать, а в том, что слишком часто люди стали подменять понятия, употреблять слова, не задумываясь об их истинном значении, – и слова эти начали выцветать, разжижаться, становясь безвкусными, как молоко, разбавленное водой.
В голове всплыли лаконичные, невероятно мудрые строки Карла Сэндберга:
Зачем он ей написал:«Жить не могу без тебя!»И она ему написала:«Жить без тебя не могу!»Ведь он поехал на запад,Она – на восток.И оба они живы.С того места, где расположились Полина и Соня, были видны эскалаторы и стеклянные лифты, которые плавно поднимались и опускались, развозя посетителей по этажам.
– Помнишь, когда ты была маленькая, тебя невозможно было увести от эскалатора? – улыбнулась Полина, потягивая молочный коктейль.
Соня ела любимое фисташковое мороженое.
– Глупая была, – фыркнула она.
– Нет, почему же. Ничуть не глупая. Подумай, это же так здорово и интересно: лестница – и вдруг движется, едет, везет тебя куда-то! У детей ясный, точный, незамутненный взгляд: они видят вещи в их истинном свете, а не такими, как навязывает воспитание, привычка, общественное мнение – бог знает что еще. – Полина говорила и сама слышала странную горечь в своих словах. – Потом мы вырастаем, но наше воображение отказывается расти вместе с нами. Оно костенеет, деревенеет, мы перестаем замечать чудесное в обыденном, больше не умеем ничему по-настоящему удивляться и быть честными перед собой. Считаем, что становимся взрослыми, а на самом деле теряем мудрость и искренность. Тем, кто старше восемнадцати, почти недоступна роскошь говорить правду. Мы становимся рабами общепринятых мнений, условностей, денег. Редко кому удается сохранить душевную невинность – на таких обычно ставят клеймо чудаков…
Полина замолчала, продолжая размышлять над тем, что сказала. Слова вырвались неожиданно: ей вдруг стало грустно от мысли, что ничего в этой жизни нельзя повернуть вспять, изменить и исправить. Нельзя стать молодой и беспечной, переписать набело неудачные страницы, снова научиться безоговорочно верить в себя и в то, что этот мир только и ждал твоего появления, чтобы бросить к твоим ногам свои дары.
Она подняла глаза и увидела, что дочь внимательно смотрит на нее. Во взгляде Сони читалось что-то похожее на ожидание, и Полина решила, что сейчас самый подходящий момент.
– Сонечка, скажи мне, что с тобой происходит? – тихо проговорила она. – Может, тебя обижает кто-то из одноклассников? Или… – Полина замялась. – У тебя мальчик появился?
При последних словах Соня сухо рассмеялась:
– Точно. Мальчик появился.
Полина верно поняла, что дочь хотела этим сказать.
– Ты хочешь сказать, это Алик виноват?
Лицо Сони словно окаменело, и Полина испугалась, что она снова замкнется, поэтому заговорила быстрее:
– Не бойся, дочка, скажи, как есть. Я поверю всему, что ты скажешь, но я должна знать! – Она вдруг вспомнила их разговор в тот день, когда пропал Хоббит. – Помнишь, ты сказала: «С Аликом что-то не так»? Что именно, малышка? Он… поступает с тобой плохо? Раньше ты никогда от меня ничего не скрывала. Я хочу помочь, но не сумею, если ты не скажешь правды!
Соня отвернулась, глядя куда-то вбок и прикусив губу. Руки она опустила на колени и сцепила в замок.
Полина ждала, затаив дыхание, не решаясь нарушить паузу. Наконец Соня заговорила:
– Я и сама точно не знаю, мам! Не могу объяснить. Мне никто бы не поверил, если б я сказала!
В ее голосе звучала такая мука, что Полина окончательно перепугалась, но постаралась не показывать своего страха.
– Я поверю, доченька, – еле выговорила она.
– Этот Алик, он… странный. Можно мне спать в другой комнате? В папином кабинете или в гостиной?
Если Полина и ожидала услышать что-то, то только не это.
– Соня, он что… – Она не могла подобрать подходящее слово. – Он беспокоит тебя по ночам? Поэтому ты не спишь?
– Беспокоит! – Девочка очень по-взрослому усмехнулась, и Полина вдруг увидела, какой она станет лет через десять, если вдруг что-то в жизни причинит ей боль. – Я и сама не понимаю, что он делает. Не сразу заметила, но проснулась как-то
