враждебно смотрели друг на друга. Первой не выдержала Рута:
– Ярик… – Она робко коснулась его руки. Ярик руку не убрал, но взгляд его оставался настороженным.
– Я боюсь. – Губы девушки задрожали. Она прижалась всем телом к Ярику, и он чувствовал ее трепещущее горячее тело.
– Рута, успокойся, – неловко сказал он. Глядя на нее, юноша внезапно открыл для себя, что уже не жаждет ее так, как раньше. Почему-то только сейчас он разглядел, что лицо у девушки вполне обычное, рот маловат, да и фигурка… какая-то угловатая…
– Прошу тебя, давай уйдем отсюда! – Рута уткнулась ему в плечо, как доверчивый котенок.
– Ладно, – вдруг легко согласился Ярик. – Переждем еще пару дней – и баста. Хорошо?
Рута кивнула, не отрываясь.
Когда они пришли к пруду, солнце скрылось в облаках.
– Ты будешь купаться? – спросил Ярик, скидывая с себя одежду.
Девушка покачала головой.
– Скоро пойдет дождь. – Она посмотрела на небо, которое быстро заволакивали тучи.
– Как хочешь. – Ярик пожал плечами. – Я не намерен отказываться от плавания из-за какого-то дурацкого дождя.
Он бросился в воду, а Рута села в траву и стала задумчиво наблюдать за молодым человеком. Она с тревогой понимала, что с ним что-то творится, но пока никак не могла понять, в чем причина.
– Ты вроде бы хотел постричься, – напомнила она Ярику, когда тот всласть наплавался.
– Ну да, – проговорил Ярик, вытряхивая из ушей воду. – Кажется, в комнате Бабули я видел подходящие ножницы.
Сердце Руты испуганно сжалось, когда она вспомнила гадкое ощущение от прикосновения старухи.
– Ты рассказал Дине? О том, что ее мать начала двигаться?
– Нет, – недовольно сказал Ярик, одеваясь. – Если она начала двигаться, Дина сама это увидит, не слепая.
– Ну да, конечно, – пробормотала девушка. Закапал дождь.
– Пошли, быстрее. – Ярик увлек Руту за собой, но девушка не могла не заметить, что делал он это через силу, словно боялся испачкаться. Но еще больше ей не нравилась странная отчужденность в глазах Ярика, которой она раньше никогда не замечала.
54
Наступил полдень. Солнце припекало, казалось, оно плавило мозги, прожигало одежду и кожу. Впереди шел Шмель, на его заросшем щетиной лице застыло выражение упрямой решимости. Вторым шел Тима, рука последние два часа лежала на рукоятке пистолета, он внимательно следил не столько за тем, что происходит вокруг, сколько за Шмелем. Он непрерывно кашлял – сказались дождливые ночи, которые они провели в палатке. Позади плелся Ваха, исхудавшее лицо выражало обреченность. После операции он некоторое время крепился и даже пытался шутить (во многом этому способствовали незаурядные загадки Тимы, запас которых у него был неисчерпаем), но сейчас ему становилось все хуже и хуже. Деревья по левую сторону стали реже, и вскоре сквозь листву блеснула полоска реки. Шмель спустился к воде.
Тима слегка приотстал, чтобы поравняться с Вахой.
– Что, опять какая-нибудь загадка? – Слабая улыбка тронула потрескавшиеся губы Вахи.
– Нет. Просто хотел узнать, как твой палец. Точнее, то место, где он был, – поправился Тима. Глаза его ввалились, и теперь из-под полей сверкали два тлеющих уголька.
– Херово, – вяло отозвался Ваха.
Тима выплюнул накопившуюся мокроту и сказал:
– Сейчас будет привал, и я посмотрю твою руку. Тебе нужно сменить повязку.
Ваха безразлично посмотрел на окровавленную тряпку на руке и ничего не сказал. Впереди раздался выстрел – Шмель подстрелил утку.
– Вот теперь, думаю, самое время устроить привал, – немного оживился Тима.
Спустя двадцать минут они сидели возле маленького костерка и с нетерпением ждали жаркого. Голод мужчин был настолько велик, что они не стали ждать, когда мясо прожарится до конца, и, урча от удовольствия, в один момент разорвали полусырую тушку.
– Сейчас я готов поверить в Бога, – обжигая пальцы, промычал с набитым ртом Ваха. – Если он еще добавит к утке бутылочку «Туборга» и водяной матрас с девочкой, я буду ходить в церковь каждый день и ставить за него свечку.
– А вернуть свой палец не попросил бы? – разгрызая нежные косточки, спросил Шмель.
При упоминании о пальце лицо Вахи стало угрюмым.
– Катись ты к черту, Шмель. – Он вытер руки о засаленную рубашку. – Вместе со своими близняшками. Заодно захвати с собой Хоху.
Шмель пропустил реплику Вахи мимо ушей, но того было уже не остановить.
– Засунуть бы этого Хоху сюда, я бы с удовольствием посмотрел, как он будет жрать консервы, а когда они закончатся – мухоморы и траву… Пес смердячий.
В глазах Шмеля мелькнули злые огоньки.
– Я передам это Главному, – ровно сказал он, хотя было ясно видно, каких трудов ему стоило это напускное спокойствие. Он был в ярости.
– Да пожалуйста. Заодно скажи, что он может просунуть свою башку между ног и облизать свои яйца, – сказал мстительно Ваха.
Тима молча наблюдал за перепалкой, не забывая, однако, поглощать утятину. Шмель вытащил из кармана смятую карту.
– Ваха, моему терпению скоро может прийти конец. С самого начала ты ведешь себя как сопливая шалава, которая сломала ноготь. Думаешь, мне приятно находиться в твоем обществе? Да лучше изваляться в навозе, чем разговаривать с тобой. – С этими словами он швырнул карту в затухающий огонь. Сухая бумага мигом вспыхнула факелом, и тут же, чернея, съежилась под изумленными взглядами Вахи и Тимы.
– Теперь у вас в любом случае нет выхода, – сказал Шмель. – Дороги вы не знаете, так что вам без меня не выбраться из леса. Я даже сомневаюсь, что таким тупицам, как вы, удастся найти «Хаммер». Так что выбор за вами.
Мужчины на мгновение потеряли дар речи, первым опомнился Тима:
– Какого черта, Шмель? Это что, шутка?
– Нет, Тима. Это задание, за которое ты получаешь бабки, и неплохие, – откликнулся Шмель. Казалось, его забавляла эта ситуация, в особенности вытянутые лица его компаньонов.
– А как же твое предложение, Шмель? Насчет исхода дня? – негромко спросил Тима.
Шмель удивленно посмотрел на него, затем театрально закатил глаза:
– Все остается в силе, Тима. Но ведь день-то еще не закончился, а?
После этих слов он вскочил и зашагал прочь.
– Что будем делать? А, Тима? – спросил безнадежно Ваха.
Тима долго молчал, затем поднял глаза к приятелю:
– Слушай меня, Ваха. Слушай внимательно. Никого мы здесь не найдем, только Шмель этого не понимает. – Тима не отрывал взгляда от удалявшейся фигуры мужчины. – Все байки насчет того, что завтра мы пойдем обратно – полная лажа, и я скажу, почему. Не только потому, что у него поехала крыша. Дело в том, что мы заблудились. Заблудились на второй день, как только начали куролесить в этом проклятом лесу на «Хаммере», и я готов спорить на что угодно, что сам Шмель теперь не знает, как отсюда выбраться. Понимаешь меня?
Глаза Вахи округлились, он схватился здоровой рукой за рукав Тимы.
– Заблудились? – Нижняя губа Вахи задрожала, он стал похож на большого обиженного ребенка. – Мать твою, Тима, и ты все это время молчал?!
– Не ори, – спокойно сказал Тима. – У него хороший слух.
– Но… а как же карта? – тяжело задышал Ваха. – Он же сказал, что знает дорогу…
– Карта… – хмыкнул Тима. – Ты сам видел эту… карту. Ей даже подтираться стыдно – одни лохмотья. А
