Молодой человек промолчал, собирая в порядок хаотично мелькающие мысли.
– Что ты собираешься делать дальше? – спросил он, стараясь, чтобы голос его звучал спокойно.
– Ты имеешь в виду себя? Ничего, Ярик, пока ничего.
– Тогда открой клетку. – Ярик схватился за прутья. – Прошу тебя…
Дина расхохоталась, не дав юноше договорить. Она поднялась со стула и посмотрела парню прямо в глаза.
– Я очень люблю тебя, – серьезно сказала она. – И мы всегда будем вместе. Мы поженимся.
Что? Поженимся?! Ярик чувствовал, что начинает сходить с ума.
– Если любишь, выпусти меня, – часто моргая, выдавил он. Его быстро обволакивала сонливость, глаза слипались, пол уходил из-под ног. Ему казалось, что он находится в утлой лодочке во время шторма. Кажется, сейчас его вырвет…
Дина ничего не ответила. Она стояла, слегка покачиваясь, и улыбалась во весь ярко накрашенный рот.
«Чем она красит губы? Помадой? Или это кровь?» – подумал Ярик, в следующую секунду ноги его подкосились, и он повалился на пол. Несколько минут Дина продолжала неподвижно стоять, глядя на распростертое тело, затем открыла замок и вошла внутрь. Отшвырнув ногой кружку, она опустилась рядом с крепко спящим юношей и обняла его.
– Любимый, – прошептала она, слегка кусая его за мочку уха. – Ничто не разлучит нас…
Она расстегнула «молнию» на его измятых брюках…
78
Ярик проснулся с головной болью и поначалу даже не понял, где он находится. Ему казалось, что рядом должна непременно оказаться Рута… Однако зарешеченный мир вокруг него быстро напомнил о последних событиях.
Компот. Эта сумасшедшая тварь снова подсыпала ему какую-то дрянь, он был уверен в этом.
И потянулись ужасные, томительные минуты, часы, дни. Ярик обследовал свое жилище, тщательнейшим образом проверяя каждое соединение прутьев. Он пытался расшатывать решетку, но все было напрасно – клетка была сделана на совесть. От нечего делать он стал рисовать в тетради, которую принесла ему Дина, раздумывая, насколько высоки у него шансы вырваться отсюда.
Прошли два дня (по меркам Ярика), и он понял, что убежать из этого ада невозможно. Дина была очень осторожной, внутрь клетки она никогда не заходила, открывала дверь только во время кормежки и смены судна. Однако и тогда она всегда была настороже – она приказывала Ярику отползти в угол, как какому-то облезлому псу, и всегда в этот момент в ее руке был пистолет.
Кормежка была два раза в день. Ярик, поначалу недоверчиво принюхивавшийся к еде, вскоре перестал это делать.
«Я превращаюсь в животное», – думал он, механически выскребая из миски остатки какого-то варева. Медленно, но неуклонно.
«Ты и так животное», – презрительно сказал ему внутренний голос.
«Скоро разучусь разговаривать, буду выть и рычать…»
Он попытался вести календарь, но вся проблема была в том, что он точно не помнил даты, когда он наткнулся на палец в подливе, и поэтому он ограничился лишь учетом общего количества дней. Он стал вести дневник. Спустя какое-то время он настолько увлекся, что сам себя не узнавал – он никогда не мог бы подумать, что откроет в себе способности красочно описывать события. Иногда он пытался отжиматься, чтобы хоть немного размять затекшие суставы.
Иногда Дина давала пить ему какой-то морс, после которого Ярик начисто вырубался, как вырубаются после большой дозы снотворного. Наутро у него страшно болела голова, и во всем теле чувствовалась вялость, словно с похмелья.
Однажды он решил проявить геройство и отказаться от питья, но результат оказался плачевным. Дина спокойно отнеслась к его протесту, восприняв его заявление не больше чем каприз непослушного ребенка. Она попросту перестала его поить, кормить, а также убирать за ним судно, и через два дня Ярик выбросил белый флаг. Проведя бессонные ночи от жажды, задыхаясь от собственных испражнений, он прохрипел, что будет пить все, что она ему принесет. Он понимал, что во время его отключки Дина что-то делала с ним, и он догадывался что, хотя и старался гнать от себя эти мысли.
Это дурманящее пойло постоянно держало его в состоянии какого-то вялотекущего анабиоза, периодически у него были галлюцинации, они то наплывали, то откатывались, как беспокойные волны. Иногда Ярику начинало казаться, что так было всегда. Мысли о побеге медленно таяли, и он вспоминал о своей прежней жизни все реже и реже.
…На четвертый день у него появился гость. Ярик уже собирался улечься спать, как слева от себя уловил какое-то движение. Это оказался огромный паук, и Ярик некоторое время туповато рассматривал его, не понимая, что в нем ему показалось таким знакомым. Какое-то время паук сидел в неподвижности возле клетки, затем пополз к нему.
Крейсер! Ярик радостно вскрикнул и протянул руку. Крейсер мгновенно взобрался по ней и уселся на тыльной стороне ладони. Сомнений не было – это действительно был паук его брата. Как же он попал сюда?
Крейсер… Ярик нахмурил брови, попытавшись вспомнить Митрича. Как давно это было!
Вскоре пауку наскучило сидеть, и он уполз. Ярик огорчился, но очень быстро забыл о нем.
79
Шмель тоже потерял счет дням. Окружающий мир сузился всего до двух проблем, одной из которых были Шевцовы, а вторая, второстепенная, – еда. Прошлой ночью его опять донимали шакалы, и ему пришлось потратить четыре патрона. Оставалось два, как раз по выстрелу на близняшку. Разум Шмеля меркнул изо дня в день, но он все равно понимал, что ему нужно поторопиться, так как силы его на исходе и долго он не протянет.
С утра снова разболелась нога, и, как он ни спешил, все же решил осмотреть рану. Размотав тряпку, он увидел, что кожа вокруг раны посерела и опухла. При малейшем прикосновении боль пронзала не только ногу, но и все тело. Неужели началось заражение? Это не очень напугало мужчину – главное, чтобы он успел достать близнецов. А они уже рядом, он это ощущал всеми фибрами души. Он приложил к ране какие-то болотные листья, обмотал ногу грязной тряпкой и снова двинулся в путь.
В полдень он решил, что пришло время пообедать. Расположившись на поваленном тополе, он бережно развернул остатки еды – мясо, срезанное с голени и бицепсов Тимы. В нем уже начали копошиться белые личинки, но Шмель не придавал этому значения и ел мясо вместе с ними. В этот раз желудок не протестовал, наоборот, он с благодарностью принял столь экзотическую пищу. После обеда мужчина поспал около часа и поковылял дальше. У него появился кашель, и к вечеру поднялась температура.
– Не-е-ет… – нараспев говорил он, трясясь от очередного приступа кашля. – Это мне… совершенно… не нужно…
В десять вечера он нашел ночлег. Огромное, полусгнившее дерево, в дупле которого он прекрасно разместился.
– Доб…ро пожаловать… в президентские… апартаменты… – прошептал он и тут же провалился в сон.
До Оранжевого Домика оставалось шесть километров.
80
Шел восьмой день плена. Дина долго не появлялась, и Ярик чуть не сошел с ума от неопределенности. Он кричал, пока не охрип, бессильно тряс ненавистную решетку, орал, пугаясь собственного голоса, искаженного акустикой подвала, звал на помощь, хотя и знал, что никто, кроме этой сумасшедшей, к нему не придет. Разве что ее разжиревший не по годам сын, который не упустит случая поупражняться на нем в стрельбе из лука…
«Она умерла, – шептал ледяной голос, – сожрала какого-нибудь больного туберкулезом и отдала Богу душу…»
«А может, ее дом нашли менты», – предположил другой голос, но он был слишком робким и неуверенным.
Наконец послышалось знакомое звяканье ключей. В дверном проеме появилась фигура Дины. Она
