Я останавливаю видео на последнем кадре, когда Фом уже сказал слово «туннели» и тепло улыбается в камеру на прощание. Его черные волосы отросли так, что одна прядь падает на правое стекло его очков в толстой оправе. На нем футболка с «Железным человеком».
Лежа на столе для пинг-понга, я сказала Полу правду: на Фома приятно смотреть. У него красивые черты лица, гладкая кожа. Его руки как-то слишком похожи на палочки, но я надеюсь, что с ним будет уютно обниматься. При этом я не уверена, что его можно назвать «сексуальным». Я бросаю беглый взгляд на комментарии: вроде, там нет того, что всегда творится под видео самых популярных влоггерш. Им непременно пишут гору отзывов с сексуальным подтекстом. Что-нибудь в духе «10/10, я бы вдул» или «Фу, она страшная, как ведьма, кто на такую позарится?»
Не понимаю этого. Как они могут так просто судить о привлекательности? Одного видео, одного беглого взгляда хватает, чтобы оценить человека по шкале «вдувабельности». Я помню, что нельзя обращать внимание на троллей, но этого просто слишком много. Иногда мне кажется, что большинство людей действительно с первого взгляда оценивает чужие шансы продолжить род. Это кажется таким животным, таким поверхностным. Но одновременно и таким… необходимым. Неотъемлемой составляющей всех окружающих. В такие моменты я задаю себе вопрос: получается, во мне не хватает чего-то важного?
Я запираю этот вопрос в еще более далеком уголке мозга, чем десятки раз до этого. Сейчас мне хочется думать не о внешности Фома, а о его поступках. Потому что он снял видео ради меня. Это единственное объяснение. Конечно, он не уточнил, что речь о «Несчастливых семьях», но таких совпадений просто не бывает. Фом сделал это, потому что понял, как я переживаю.
Я хватаюсь за телефон: надо сказать ему, что я посмотрела видео и благодарна ему за него. Но я просто сижу и смотрю на мигающий курсор, не зная, что писать. Как лучше сформулировать? Не хочу, чтобы это выглядело неловко. И нельзя давать ему понять, что я в курсе, ради чего он это сделал, хотя он совершенно точно сделал это ради меня.
Сначала я набираю просто: «Спасибо!»
Выглядит, как будто я подлизываюсь. Так не пойдет.
«Посмотрела твое видео».
Можно подумать, я за ним шпионю. Тоже не то.
«Как день проходит?»
Скучно и прозрачно. Да что ж такое!
Я гашу экран телефона и пытаюсь сосредоточиться, рассматривая пятна чистящего средства на оконном стекле. Я так глубоко задумываюсь, что вскрикиваю от неожиданности, когда приходит сообщение. Оно от Фома.
«Выложил новое видео. Держись, Таш! Ты крутая!»
Я закусываю губу так глубоко, что чувствую себя мопсом. Интересно, можно ли улыбаться всем телом? Похоже, можно.
17
— Вронский, у тебя пирожное в зубах застряло!
Сегодня мы последний раз снимаем полным составом, и, хотя мы начали вовремя и проявляем чудеса профессионализма, нам никак не удается вписаться в расписание. Мне начинает казаться, что не стоило прерываться на перекус. Если бы все умирали с голоду, у них было бы больше мотивации поскорее сделать все идеально. А так у кого-то кровь прилила к желудку, кто-то торчит от кофеина, а Тони Дэвис весь перемазался в шоколаде.
— Непорядок! — отзывается Тони и яростно водит указательным пальцем по зубам. — Простите. Все, отчистилось?
— Нет, еще немножко слева… Нет, по-твоему слева!
— Понял. Теперь нормально?
Серена сидит рядом с Тони на диване в гостиной и наблюдает за этой сценой с нескрываемым ужасом.
— Тони, это отвратительно! — произносит она, потом оборачивается ко мне: — Я не буду его целовать после… после этого! Пусть почистит зубы. И руки вымоет.
— По сценарию ты все равно должна на меня злиться, — парирует Тони. — Это только на руку!
— Я великолепно играю! — возмущается Серена. — И если ты неряха, не сваливай это на меня!
— Ребят, ну хватит уже! — умоляю я за камерой. — Мы уже задерживаемся. Соберитесь наконец!
— Мне правда придется мыть руки? — ворчит Тони.
У Серены на лице написано: «Вообще-то, я серьезно».
— Да, — отвечаю я. — И проверь свой рот, пожалуйста. Я не хочу больше видеть в кадре шоколада!
Тони тяжело вздыхает, но уходит в сторону ванной.
Кто-то трогает меня за плечо: это Ева елозит босыми ногами по ковру.
— Слушай, Таш, — полушепотом начинает она, — мне одна сцена осталась, можно мы снимем ее следующей? У моей сестры в два соревнования по плаванию, хотелось бы туда успеть.
Мне хочется заявить, что мы с Джек составляли расписание не просто так, что не весь чертов актерский состав заслуживает особого отношения и что, если уж ей так хочется успеть на эти соревнования, она могла бы сказать об этом в мае, когда мы спрашивали, кто когда может. Но мне приходится прикусить язык. Пусть все вокруг разваливается на части, но мне надо сохранить спокойствие и довести дело до конца. Режиссеры этим и занимаются - объявляют дубли и доводят дело до конца.
— Посмотрим, — отвечаю я. — Сначала добьем то, что снимаем. Или, может, Серена и Тони согласятся ненадолго задержаться?
— Что?! — вскрикивает Серена. — Без вариантов, Таш, я уже договорилась с Беном.
Мне хочется сказать, что они сами виноваты в том, что последние пять дублей были посредственными. Что убедительная кульминация сериала поважнее одного свидания. Я прикусываю язык так сильно, что сама удивляюсь, как еще не захлебываюсь в собственной крови.
Надо держаться.
— Ладно, — вздыхаю я. — Можете мне поверить, мы и так стараемся отснять все побыстрее.
Из кухни, где остальные актеры обжираются пиццей, пирожными и колой, появляется Джек. Она оглядывается вокруг:
— А где Тони?
— Надеюсь, ищет зубную нить, — отзывается Серена, проверяя макияж с помощью карманного зеркальца.
Я смотрю на Джек глазами побитой собаки. Подруга гладит меня по плечу.
— Хочешь, подменю? — шепчет она, так что только я ее слышу.
Я качаю головой. Что это вообще за вопрос? Я была режиссером с самого начала. Я снимаю, Джек монтирует, так было всегда. Сейчас не
