В позитивном аспекте тот же оттенок красного олицетворяет вмешательство Бога. В Ветхом Завете Яхве часто являет себя через посредство огня, как, например, в важнейшем эпизоде с Неопалимой Купиной (Исх. 3: 2) или в описании бегства евреев из Египта, когда по ночам идет перед ними по пустыне в столпе огненном (Исх. 13: 21). В Новом Завете тот же огненно-красный цвет исходит от Бога, он представляет собой Дух Святой "животворящий", как сказано в "Символе веры". Он — одновременно свет и дыхание жизни, он полон мощи и согревает своим теплом. В день Пятидесятницы он снизошел на апостолов в виде "разделяющихся языков, как бы огненных" (Деян. 2: 1–4). Такой красный цвет сияет, оживляет, возрождает, сплачивает, очищает. Это пламя божественной Любви (в средневековой латыни Caritas). Понятие божественной Любви играет очень важную роль. Оно включает в себя и любовь, с которой пришел к людям Христос ("Огонь пришел Я низвесть на землю и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!"[82]), и любовь, которую каждый истинный христианин питает к ближнему своему.
Однако у Отцов Церкви красный цвет ассоциируется не только с огнем, но и с кровью. В негативном аспекте кроваво-красный цвет появляется всякий раз, когда речь идет о насилии и скверне. Это красный цвет, унаследованный от Библии, цвет грехов и кровавых злодеяний, цвет восстания против Бога. В самом деле, кровь — символ жизни, а жизнь принадлежит Богу: поэтому пролить кровь другого человека значит покуситься на то, что принадлежит Богу. Прощение возможно, однако для этого необходимо покаяние, искупление вины и покорность. Об этом громко и внятно говорит пророк Исаия, когда обращается к воинственному Иерусалиму, поклоняющемуся идолам: "Ваши руки полны крови. Омойтесь, очиститесь, перестаньте делать зло. <…> Если будут грехи ваши, как багряница, то сделаются белыми, как снег" (Ис. 15–18). Однако отношение к кроваво-красному цвету как к чему-то вызывающему отвращение встречается не только в Библии. Это еще и наследие Античности, в частности когда речь заходит о менструации, которую древние социумы рассматривают не как проявление таинственной способности давать жизнь, а как один из самых очевидных символов гнусности человеческого рода. С месячными связано множество суеверий. Обратимся еще раз к Плинию: у христианских авторов Средневековья его "Естественная история" — одна из наиболее читаемых, переписываемых, цитируемых и комментируемых книг:
Трудно найти что-либо столь же вредоносное, как менструальная кровь. Самое сладкое вино превращается в уксус, когда к нему подходит женщина, у которой месячные. Если она коснется всходов, урожая не будет; если она будет прививать черенок, он не примется; если сядет под деревом и обопрется спиной о ствол, с дерева опадут все плоды. От ее взгляда тускнеют отполированные зеркала, темнеет блеск стали и сияние слоновой кости. При ее приближении пчелы умирают в улье, на бронзу и железо нападает ржавчина, от нее исходит зловоние. Собаки, лизнувшие эту нечистую кровь, становятся бешеными, с их укусом в тело попадает яд, от которого нет исцеления. <…> Это кровотечение настолько зловредно, что возобновляется каждые тридцать дней, а каждые три месяца бывает особенно обильным[83].
Комментируя этот отрывок, многие теологи усматривают связь между всеми описанными здесь ужасами и грехопадением; женские месячные — продолжение наказания, которому Господь некогда подверг Еву: по наущению демона она сорвала запретный плод и увлекла за собой в падении Адама; Бог покарал ее, а заодно и ее дочерей, то есть всех женщин, приговорив их к тому, чтобы в напоминание о первородном грехе они каждый месяц осквернялись красным. Другие авторы, особенно живущие в монашестве, используют этот тезис, чтобы подчеркнуть, до какой степени женское тело наполнено нечистотами: под своей привлекательной оболочкой оно скрывает лишь гниль, грязь и экскременты[84].
Но Отцам Церкви и их эпигонам кроваво-красный цвет напоминает не только о пагубном и зловредном явлении, какое, по их мнению, представляет собой менструация, а еще и о другом красном потоке, благотворном и оплодотворяющем. Этот освящающий, животворящий красный цвет — цвет крови, которую Христос пролил на кресте. Начиная с XII–XIII веков он появляется на знаменах крестоносцев и на богослужебных тканях для месс, посвященных Кресту и мученикам. Благодаря самопожертвованию этих последних Церковь "сменила цвет", как объявляет еще в III веке святой Киприан Карфагенский: "Поистине счастлива наша Церковь: благодаря первым деяниям братьев наших она стала белой; а ныне, благодаря крови мучеников, обрела великолепие пурпура"[85].
Этот священный "пурпур" Христа Искупителя и всех тех, кто умер за веру, — главный оттенок красного для христианства. На нем стоит задержаться подольше.
Кровь ХристаСлова святого Киприана верно отражают реальную действительность ранней эпохи в истории Церкви, эпохи великих гонений. Но они оказались и пророческими: чем дальше по времени, тем больше христианство становится религией красного, религией крови. А происходит это главным образом потому, что всюду множатся изображения распятого Христа, прославляются Страсти Господни и, как итог, возникает и развивается культ Святой Крови.
Согласно средневековой теологии, кровь Иисуса отличается от обычной человеческой крови. Пусть даже сын Бога стал человеком, его кровь не может быть тождественна крови простых смертных. Это кровь искупления и спасения, пролитая в возмещение грехов человечества. Некоторые авторы утверждают, что цветом она светлее и ярче, нежели кровь людей, неизбежно загрязненная их грехами. А художники иногда пытаются сделать это различие зримым: на их картинах кровь, вытекающая из ран Христа или святых мучеников, другого оттенка, чем у обычных людей, — в первом случае она чистая и яркая, во втором мутная и темная. Но такое можно увидеть в основном в станковой живописи позднего Средневековья.
Начиная с XII века кровь Христа становится едва ли не самой ценной из реликвий, предметом гордости для многих храмов Европы, которые ею обладают: это, например, церковь Святой Троицы в городе Фекан в Нормандии, Нориджский собор в Англии, церковь Святого Андрея в Мантуе в Италии, базилика Святой Крови в Брюгге и некоторые другие, в Испании, Португалии и Германии. И, похоже, с течением времени таких храмов становится все больше. Каждый обладатель реликвии утверждает, что заполучил ее раньше всех, и сочиняет удивительнейшие легенды, которые должны объяснить ее происхождение. В большинстве таких легенд говорится, что кровь Иисуса была собрана
