Проверив крепления и замки наручей, Уилл прильнул к спине Авы и бережно приобнял. Ощущение его горячего тела, его дыхания, придало девушке храбрости и сил, и она с благодарностью прижалась к любимому в ответ.
— Готова? — уточнил он, стараясь скрыть собственное волнение.
— Да, мой Господин, — кивнула Ава. Вместо ответа Уилл крепко поцеловал ее в висок и отошел.
Она слышала, как он взял с кровати флоггер. Перед ее глазами тут же возникла картина того, как Уилл тренировался правильно держать плеть и бить ею, но в новых красках и тонах расцветшей ночи. Ава прикрыла веки, представила себе как Господин собирает одной рукой хвосты флоггера, замахивается, отпускает…
…И на ее тело обрушился первый удар.
Потом они лежали вдвоем на кровати, отдыхали и слушали музыку. Попа Авы была густо смазана мазью, которая приятно холодила красную от ударов кожу и исцеляла мелкие синяки. Было больно и невозможно лежать на спине, только на животе, но Хейз чувствовала себя такой умиротворенной и цельной как никогда прежде. И даже ошейник ни капли не мешал, хотя все еще ощущался на шее весьма непривычно.
Полуприкрыв веки, Уилл задумчиво рассматривал любимую и, сам того не замечая, слегка водил ногтем по ее руке. Ава немного поерзала, привлекая его внимание. Парень будто бы очнулся от морока и вопросительно посмотрел на Хейз.
— Ты как? — заботливо спросила она.
— Хорошо, — отозвался он. — Главное ты как?
— Просто замечательно, — улыбнулась Ава и прильнула к Уиллу. — И как ощущения? Ты так себе представлял первую сессию?
— Вроде того, — обнимая ее, задумчиво произнес Марлоу. — Наверное, даже лучше, чем ожидал. Но все равно как-то странно, так необычно… И страшновато.
— Отчего? — удивилась Ава.
— Наверное, от того, что я оказался способен на нечто подобное, — неуверенно ответил Уилл и носом зарылся в всклоченные волосы Хейз.
— Да брось. Я же рядом, — приободрила она любимого и прижалась щекой к его груди.
Больше они не проронили ни слова, да так и уснули, крепко обняв друг друга, словно слившись воедино.
После первой сессии наши отношения стали только лучшие. Мы словно бы стали еще ближе, когда показали друг другу и, в первую очередь, самим себе, кто мы есть на самом деле.
Все, что было раньше между мной и Томом, для меня полностью обесценилось. Опыт всегда полезен, но то, что связало нас с Уиллом, было чем-то настоящим. Стоящим. Да, вначале я не представляла его в роли Верхнего, но в тот момент, когда он застегнул ошейник на моей шее, он стал для меня Господином. На Тома я только накладывала желанный образ, а в Уилле увидела Хозяина и почувствовала его всем сердцем.
Сам он немного смущался и стеснялся того, что творил со мной, но, стоило нам оказаться наедине в его спальне, как он спускал всех своих демонов с цепи. И мне нравилось все, что он со мной вытворял. С Томом мы больше играли, то и дело посмеиваясь сквозь маски, а с Уиллом я жила своей ролью покорной и послушной рабыни. Или игривой и задиристой зверушки. У нас не было жестких правил на данную тему, наши образы менялись в зависимости от настроения.
За порог спальни мы наши забавы не выносили. В конце игры я снимала ошейник, он убирал плетки, и мы снова становились самой обыкновенной парой, равные друг другу во всем. Конечно, я знала о существовании отношений, где контроль и подчинение происходит семь дней в неделю, сутки напролет, но понимала, что сама я подобного не выдержу. Тем более мне нравилась возможность менять роли и отдыхать то от одной, то от другой. Быть же постоянно либо сильной и независимой, либо ведомой и покорной для меня слишком утомительно и тяжело.
Уилл также не питал интереса к постоянному контролю, и даже заигрывание с публичностью его не интересовало. Он всегда был вещью в себе. К сожалению, только спустя годы я поняла, что наши отношения так и не стали настолько открытыми, насколько должны были быть, но тогда меня ослепила любовь и я совсем не замечала опасных трещин, которые в итоге привели к разладу.
В любом случае мы были вместе больше года и развлекались с Темой, как только душа пожелает. Каждый день я чувствовала, что моя жизнь развивается так, как надо, и ни о чем не беспокоилась. Я была беспечной и пускай прятала от других нашу с Уиллом маленькую тайну, но от самой близкой подруги скрывать ничего не стала.
Эмма смотрела на сестру с такой непередаваемой смесью цинизма, осуждения и неверия, что Ава невольно стушевалась и на секунду растеряла всю уверенность, с которой начала свой откровенный рассказ.
— То есть ты хочешь сказать, что у вас все серьезно? — наконец-то уточнила Эмма крайне едким тоном. — Насколько?
— Тебе синяки на заднице показать? — с готовностью спросила Ава, потянувшись к поясу джинс.
— Нет, спасибо! — предостерегающе выставив вперед руку, остановила ее старшая. — Мне вполне хватило лицезреть те ужасы, которые ты с собой творила, когда мы были детьми.
— Можешь зато порадоваться, что я уже очень давно ничем подобным не занималась, — с усмешкой похвасталась младшая.
— Правильно, у тебя же теперь для этого есть персональный мучитель, — язвительно проворчала Эмма, закатив глаза, и с глубоким печальным вздохом упала спиной на кровать, на которой они с сестрой расположились с бокалами виски и большой пачкой крекеров. Немного помолчав, старшая сестра сурово посмотрела на младшую.
— А с Томом тогда что было? — спросила она. Скромно грызя очередной крекер, Ава забавно пожала плечами.
— Нечего серьезнее того, с чем время от времени экспериментирует большинство пар, — пояснила она и лукаво прищурилась, глядя на сестру. — Даже ты.
— Ой, мне все равно не понравилось лежать со связанными руками! — поморщилась Эмма. — Я люблю во время секса трогать парней за всякое… И чтобы они меня тоже трогали. И поорать я люблю, и видеть, что происходит.
— БДСМ не только про связывание и сенсорную депривацию, — с нарочито невинным видом напомнила Ава.
— Нет, спасибо, во мне даже игры с воском вызывают первобытный ужас, — запротестовала Эмма. — Про порку и вовсе молчу. Мне моя задница дороже. Не представляю, как ты подобное терпишь…
— Я тебе более того скажу, — промурлыкала младшая сестра, падая на кровать рядом со старшей. — Не просто терплю, а ловлю самый настоящий кайф.
— Но как это работает? — с искренним непониманием и осторожным интересом спросила
