Откачивать воду было нечем, пожары тушить тоже. Уже начали рваться снаряды на замершем носовом элеваторе подачи боезапаса, разбрасывая горящий порох из гильз, сыпавшийся и в погреб, который также пришлось затопить. В 11:12, очнувшийся после ранения и контузии, полученных при взрыве, командир крейсера капитан второго ранга Ферзен приказал экипажу покинуть корабль и спасаться по способности.
Вскоре огонь охватил весь остов «Изумруда», сотрясаемый постоянными взрывами. Остатки его экипажа, плававшие в воде на пробковых матрасах и жилетах, были спасены в самый разгар боя шлюпками с «Камчатки» и «Анадыря», маневрировавших рядом и бивших почти в упор по мелькавшим со всех сторон японским миноносцам, рвущимся к другим транспортам. Из 350 членов экипажа крейсера в живых осталось 208 человек. Из них 43 были ранены, в том числе командир, старший офицер капитан второго ранга Паттон-Фантон-де-Веррайон и стармех штабс-капитан Семенюк.
* * *«Дмитрий Донской» и «Владимир Мономах», возглавлявшие входящий теперь в Цусима-зунд вслед за головной парой крейсеров конвой, перенесли огонь всех способных бить в нос орудий на приближавшиеся миноносцы лишь немногим позже, чем крейсера второго ранга. Частая стрельба их скорострелок была довольно точной, серьезно осложняя японцам атаку. Идя в полутора милях за «Камушками», «Князья» прекрасно видели, как шестерым японцам удалось проскочить сквозь наш авангард.
Хотя один из этих шести заметно парил, а единственный в японском строю истребитель еще дымился в корме, после прямого попадания и последовавшего пожара, сохранившие ход японцы были все еще очень опасны и не думали отворачивать в сторону.
Наши старые крейсера и тянувшиеся им в кильватер на максимальной скорости транспорты с пароходами-крейсерами в голове колонны схлестнулись с противником в самом устье пролива, уже миновав оборонительные заграждения, что позволило судам с десантом начать маневр уклонения в сторону гавани Озаки, выиграв пару кабельтовых дистанции. Со всех кораблей яростно стучали выстрелы скорострелок, посылая почти в упор снаряд за снарядом в низкие и верткие миноносцы.
В азарте попадали и по своим. К счастью, большинство таких попаданий было снарядами калибра 37–47 мм, почти безвредными для крупных кораблей. А 120-миллиметровая граната с «Калхаса», разорвавшись в помещение гальюна кондукторов на «Мономахе», разворотила только канализацию. Чуть позже еще два трехдюймовых снаряда, прилетевших в «Донского» явно тоже с кого-то из конвоя, угодили в броню пояса, так что обошлось без жертв и заметных повреждений.
Огонь «Жемчуга» и «Изумруда» несколько проредил правый фланг японской цепи, чем воспользовались транспорты, начав склоняться к югу в образовавшуюся прореху. Вскоре им удалось выбить еще одного миноносца, потерявшего ход, но почти сразу голова обоза сошлась с противником в упор. Именно в этот напряженнейший момент взорвался выскочивший на мель «Изумруд», а японцы выпустили еще несколько торпед.
Сколько их было, никто сказать не мог. Две из них видели, когда они проскочили между крейсерами, безвредно уйдя к берегу, а одна угодила в нос «Владимира Мономаха» почти сразу за форштевнем. Взрывом сорвало якорь с полки и выбросило его в воду, оборвав цепь, а таранный шпирон свернуло вправо, отчего шедший на полном ходу крейсер резко бросило в правую циркуляцию. В пробоину хлынула вода.
Кроме торпеды в «Мономаха» попало еще несколько мелких снарядов с миноносцев. Нанести серьезного урона они не могли, из-за незначительного калибра, но близким разрывом одного из них был сильно контужен в голову командир крейсера капитан первого ранга Попов, находившийся не в рубке, а прямо на мостике, чтобы лучше видеть, что творится вокруг. Фуражку сбило с его головы и буквально разодрало в клочья. Осколком сильно рассекло лоб, и кровь заливала ему глаза, но он, прижав к ране быстро промокший носовой платок, оставался в сознании и еще какое-то время продолжал командовать кораблем.
Считая свой крейсер уже потопленным, он приказал сбавить обороты, чтобы уменьшить напор воды, и править к берегу, надеясь приткнуться к отмели. «Мономах» плохо слушался руля и быстро садился носом, но продолжал часто стрелять по миноносцам. Несмотря на быстро прибывавшую воду, все же удалось добраться до мыса Эбошизаки и выброситься на его отмели меньше чем в полумиле западнее сильно горящего «Изумруда».
Здесь Попов приказал прекратить огонь и покинуть корабль. Этот приказ вызвал недоумение у старшего артиллериста лейтенанта Нозикова и вахтенного начальника лейтенанта Мордвинова 2-го, бывших в этот момент на мостике. Они считали, что нужно продолжать бой, ведь артиллерия еще действует. К ним сразу присоединился старший штурман лейтенант князь Максутов, заявивший, что крейсер надежно сидит на камнях и скорая гибель ему не грозит, если, конечно, не подорвут миной, как «Изумруд».
Вскоре стало ясно, что командир «не в себе» из-за ранения и контузии. Он едва стоял на ногах и начал явно заговариваться, теряя связь с реальностью. Его отправили в рубку и там основательно перевязали рану на голове, а из низов, где он выяснял серьезность повреждений, вызвали старшего офицера капитана второго ранга Ермакова. Поднявшись на мостик, он принял командование, а командира под присмотром младшего судового врача Лободы и священника отца Аполинария свели вниз.
Трюмные, под руководством поручика Эльтсберга отчаянно боролись с распространением воды. Старые переборки совсем потеряли прочность и просто рушились под напором моря, но после того, как приткнулись к отмели и встали без хода, затопления удалось остановить. Носовая переборка переднего погреба опасно прогибалась, обильно сочась по швам, но вовремя выставленные подпоры не дали ее смять. Воду из погреба успевали откачивать, и дальше она не пошла. В первом котельном отделении от удара о дно приподняло настил вместе с фундаментом первого котла. Хотя паропровод выдержал, котел срочно вывели из действия, перекрыв клапаны и стравив пар. Междудонное пространство под кочегаркой затопило, но течи в настиле оказались незначительными, и их заделывали подручными средствами. Через пробоины от камней в правом борту залило нижнюю угольную яму второй кочегарки, но задраиванием угольных горловин затопление котельного отделения удалось предотвратить. Сама вторая кочегарка и машина вообще не пострадали. Крен и дифферент не увеличивались. Пар был, электричество не пропало. Снарядные элеваторы исправно поднимали наверх беседки со снарядами, немедленно выпускавшиеся по японцам. Бой продолжался, и для «Мономаха» тоже.
Разминувшись на большом ходу с нашими старыми броненосными крейсерами и ворвавшись в строй транспортов, японцы выпустили всего две торпеды, прошедшие перед носом «Терека», в которого они были нацелены. После чего лишь стреляли во все стороны из своих, еще уцелевших мелких пушек, почти не нанося ущерба, но поплатившись за это потерей еще одного корабля, получившего менее чем за минуту четыре попадания среднекалиберных снарядов и начавшего быстро садиться кормой и ходить кругами. Его сразу же закрыло сплошной стеной всплесков, так как артиллеристы почти со всех пароходов начали бить именно по нему.
Кроме этого японца комендоры с транспортов в начавшейся свалке вкатили два 120-миллиметровых снаряда в «Камчатку», пробив вспомогательный котел и один трехдюймовый в «Жемчуг», без последствий для людей и техники. А также более двух десятков трехдюймовых и более мелких в пароходы-крейсера и остальные корабли обоза, убив восьмерых и переранив около тридцати пехотинцев и моряков, чем многократно перекрыли результативность японского обстрела. Заставить их прекратить пальбу даже уже после того, как противник исчез из вида, удалось не сразу.
* * *Когда конвой вошел в Цусима-зунд, вспомогательный крейсер «Урал» сразу вырвался вперед, двинувшись полным ходом к югу и начав вскоре вилять на курсе, как будто вышло из строя рулевое управление. Он не реагировал на сигналы с флагмана транспортной группы «Камчатки», приказывавшие вернуться и занять позицию западнее мыса Имозаки, под
