Саммит должен был проходить на трех кораблях, пришвартованных в гавани Мальты. Это были американский крейсер “Белкнап”, где расположился Буш, советский крейсер “Слава”, который стоял примерно в 2 км от него и должен был принять первую сессию переговоров, а также большой советский круизный корабль “Максим Горький”, стоящий на якоре в порту. Горбачев жил на “Горьком”. Однако сильный шторм заставил лидеров изменить планы. Из-за шквального ветра и высоких волн Горбачев не решился перебираться на “Славу”, поэтому первая встреча была перенесена на лайнер “Максим Горький”, к которому не без трудностей приплыл американский катер с Бушем на борту. Перед штормом президенту США удалось немного порыбачить с кормы “Белкнапа”. Позднее одну встречу пришлось отменить, однако первые переговоры на высшем уровне на “Горьком” прошли по графику. У входа в конференц-зал гостей приветствовал Горбачев, одетый в темно-синий костюм в тонкую полоску, кремовую рубашку и красный галстук. Он выглядел уставшим, но улыбался[1684].
В некотором смысле саммит на Мальте сложно назвать продуктивным. Буш диктовал повестку переговоров, вследствие чего большое внимание было уделено вопросам Центральной Америки. Так он готовился к предстоящим выборам – в богатой на голоса Флориде эти проблемы имели первостепенное значение. Затем лидеры обсудили вопросы контроля над вооружениями, однако американская сторона по-прежнему с подозрением относилась к идеям Горбачева, в то время как глава СССР традиционно произносил пространные монологи о поворотном моменте в истории планеты и “совершенно новых и немыслимых ранее проблемах, вставших перед человечеством”[1685]. Объединению Германии было посвящено относительно мало времени, хотя данный вопрос стоял наиболее остро. Ни к какому решению лидеры не пришли. Однако именно на Мальте Горбачев, как казалось, достиг с Бушем той степени понимания и доверия, которой ему не хватало в общении с Рейганом. Можно сказать, что между лидерами сложились не просто дружеские, но по-настоящему партнерские отношения, что могло помочь им окончить холодную войну и завершить реформирование Советского Союза.
Лидеры сами не ожидали такого результата. Буш и его команда боялись, что Горбачев преподнесет им “сюрприз”, подобный тому, что ждал Рейгана в Рейкьявике, когда Горбачев предложил США подписать радикальный договор по разоружению. По воспоминаниям Скоукрофта, во время своей вступительной речи на первой встрече саммита Буш “нервничал, осознавая важность происходящего”. Черняев также отметил, что его начальник был напряжен и до последней минуты сомневался, что у него получится диалог с Бушем. Горбачев признался, что переживал, как сложится первый после длительного перерыва саммит: “Я был предельно внимателен, как бы ‘пробуя на зуб’ каждую фразу, каждую формулировку нового Президента США”[1686].
В начале Буш признал свою былую неправоту и пояснил, что его июльское предложение провести саммит явилось следствием “кардинального изменения его позиции”. Желая развеять все сомнения в своей искренности, он отметил, что “полностью согласен со словами, сказанными Горбачевым в Нью-Йорке” год назад: “Мир станет лучше, если перестройка увенчается успехом”. Буш подчеркнул, что в США существуют самые разные мнения, однако заверил Горбачева: “Вы можете быть уверены в том, что имеете дело с администрацией США, а также с конгрессом, которые хотят, чтобы ваши преобразования увенчались успехом”. Какие конкретные шаги были готовы предпринять США, чтобы помочь СССР? Американское правительство намеревалось приостановить действие поправки Джексона – Вэника, которая не позволяла ему предоставлять Советам режим наибольшего благоприятствования, а также добиваться отмены поправок Стивенсона и Берда, запрещавших предоставление кредитов Москве. Буш тактично отметил, что ни одна из этих мер не направлена на то, чтобы продемонстрировать “американское превосходство”. Он говорил не о программе помощи, а о сотрудничестве. США также обещали поддержать вступление СССР в ГАТТ – Генеральное соглашение по тарифам и торговле – в качестве наблюдателя, чтобы Москва получила возможность ознакомиться “с устройством мирового рынка и принятыми там практиками”. Помимо этого, Советы получали шанс наладить отношения с Организацией экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), что должно было “усилить экономическое взаимодействие между Востоком и Западом”. Буш затронул вопросы защиты окружающей среды и изменения климата, а также предложил программы студенческого обмена – речь шла о тысяче студентов с каждой стороны. Наконец, американский президент передал Горбачеву список областей, в которых США могли оказать Москве помощь – построение банковской системы, рынка ценных бумаг и других рыночных структур. Буш предложил Горбачеву внимательно изучить список и заверил: “США с удовольствием будут сотрудничать с вами в любой из этих сфер”[1687].
Другой лидер мог бы отложить этот список в сторону, поскольку часть пунктов касалась второстепенных вопросов, а часть предполагала сотрудничество с конгрессом США или другими странами, однако Горбачев был иного склада. Он был готов раскритиковать Буша, если бы тот ограничился словами и не предложил конкретных действий, однако во время саммита он понял: “Это была не просто декларация о стремлении изменить к лучшему отношения с СССР. Это была совершенно конкретная – по пунктам и проблемам – программа”[1688].
Обсуждая вопросы Восточной Европы, лидеры обменялись признаниями и комплиментами. Буш сообщил, что “был шокирован” тем, как быстро развиваются события, и высоко оценил меры, оперативно принятые Горбачевым лично и руководством Советского Союза: “Вы направляете изменения в Европе по конструктивному пути”. В какой-то момент Горбачев заметил: “Однако мы под большим давлением. Какие действия нам следует предпринять? Коллективные действия?” “Надеюсь, вы отметили, – сказал Буш, – что Соединенные Штаты не делают высокопарных заявлений, наносящих удар по Советскому Союзу”. Затем Буш пояснил, что в Соединенных Штатах его иногда обвиняют в излишней осторожности и что в словах его критиков есть доля истины: “Я осторожный человек, но я не трус; и моя администрация будет стремиться избегать действий, способных навредить вашему положению в мире”[1689].
“Не стоит ожидать, что мы осудим воссоединение Германии”, – продолжил Буш и отметил, что некоторые его западные союзники горячо поддерживают объединение
