Горбачев злился и возмущался, но, когда Черняев и Игнатенко обратили его внимание на то, что обращение подписали генералы, которые находились у него подчинении как главнокомандующего СССР (в том числе заместитель министра внутренних дел Борис Громов, служивший ранее в Афганистане), президент ответил, что эти люди также являются народными депутатами, членами парламента. Одной из проблем страны было присутствие генералов и полковников в парламенте – в демократических странах зрелище невиданное. Одной из проблем Горбачева было то, что он, казалось, не осознавал всю опасность ситуации[2004].
Второй упреждающий удар оппоненты нанесли Горбачеву на пленуме ЦК 25–26 июля. Центральной темой сессии стала новая партийная программа, предложенная президентом. По сути она была больше социал-демократической, чем коммунистической, и предусматривала строительство рыночной экономики и демократического государства – так Горбачев надеялся окончательно “порвать с прошлым”. Он произнес хорошо выстроенную и сильную речь в защиту своей инициативы, но удивительно было не то, что его постоянно перебивали, а то, что проект программы утвердили. В тот момент он решил, что выиграл финальную битву. “Считал, что я окреп в сражениях с внутренней оппозицией, – вспоминал он двадцать лет спустя, – что все общество на моей стороне. Но теперь понимаю, что это было зазнайством”[2005]. Позднее он понял, что в июле консерваторы просто затаились в ожидании: отказавшись сместить его голосованием, они готовились победить его силой[2006].
В прошлом успехи во внешней политике успокаивали Горбачева перед лицом нарастающих проблем дома. Схожая картина наблюдалась и в 1991 году, однако положительных результатов на международной арене он добивался все реже, поскольку западные страны, в особенности США, теряли к нему интерес. Во-первых, они получили от него самое желанное, во-вторых, его шансы остаться у власти продолжали падать.
“Эпоха Горбачева фактически окончена”, – гласил апрельский доклад ЦРУ. Заместитель советника президента США по национальной безопасности Роберт Гейтс также считал, что “время Горбачева истекает”. Гейтс и министр обороны Чейни предвкушали распад Советского Союза и “конец советской угрозы”. Однако президент Буш традиционно был более осторожен и заявил, что Горбачев “все, что у нас есть. И кроме того, он все, что у них есть”. 17 марта он записал свои мысли на этот счет: “…надо танцевать с теми, кто находится на танцплощадке, – не следует пытаться определять этот выбор и тем более делать что-то, что может создать откровенное впечатление того, что мы поддерживаем дестабилизацию”. Исходя из этого, он и его советник по национальной безопасности Скоукрофт сосредоточились на том, чтобы “закрепить достигнутое” в союзе с Горбачевым, а не заглядывать заранее в постгорбачевскую эру[2007].
Ельцин произвел на Буша-старшего неприятное впечатление, в силу чего президент США дольше оставался на стороне Горбачева. Буш надеялся, что президенты СССР и России смогут найти общий язык, однако 28 февраля Ельцин резко раскритиковал Горбачева. Буш не удивился, но был разочарован: “Этот парень Ельцин – настоящий дикарь, не так ли?”[2008] Мнение американцев не изменила и мартовская поездка Бейкера в Москву, когда в последний момент Ельцин отказал госсекретарю в короткой встрече и грубо потребовал более продолжительной беседы[2009]. Однако в июне Ельцин приятно поразил Буша, когда посетил Вашингтон в качестве новоизбранного президента России. Он “начал петь хвалу” Горбачеву, и Буш “испытал большое облечение”: “Ельцин выглядел притягательным и обаятельным, его заразительный смех легко располагал к нему”. Российскому президенту, похоже, также подсказали, как ему следует выглядеть. “В отличие от его предыдущей поездки, – отметил Буш, – он, казалось, буквально последовал примеру Горбачева и прибыл на встречу в хорошо сшитом и отутюженном костюме”[2010].
В январе, когда Ельцин еще не появился на танцплощадке, Белый дом умеренно отреагировал на действия Горбачева во время литовского кризиса, что отразилось на положении Буша, поскольку правые давили на него, требуя поддержать литовцев. Администрация президента уклонилась от открытой критики в адрес Горбачева, хотя Буш прекратил обсуждения возможного февральского саммита и послал советскому лидеру письмо, в котором пригрозил приостановить экономическую помощь СССР. Бейкер полагал, что Горбачев “знал о литовских событиях больше, чем говорил Бушу”[2011]. Однако президент США верил ему тогда и все еще продолжал верить в 1998 году, когда писал мемуары[2012]. Бейкер также признал, что Штаты “не могли игнорировать действия Советов в Прибалтике, но вместе с тем не могли потерять союзника накануне конфликта в Персидском заливе”[2013].
Администрация Буша не прислушалась к позиции Горбачева по поводу войны в Заливе. В течение февраля Вашингтон готовился перейти от массовых бомбардировок с воздуха к наземной кампании против Саддама Хусейна, а Горбачев, по словам Бейкера, настойчиво пытался предотвратить это. Он несколько раз отправлял в Багдад Евгения Примакова, которого Бейкер считал заступником Хусейна, а также пригласил в Москву Тарика Азиза, министра иностранных дел Ирака. Горбачев практически до последнего неустанно звонил и писал Бушу, предлагая варианты мирных соглашений. Однако Хусейн сам решил свою судьбу, выдвинув американцам неприемлемые для них условия мира, и 23 февраля Штаты и союзники начали наземную операцию в Ираке, сообщив об этом Горбачеву ранним утром в воскресенье 24 февраля.
Почему Горбачев так упорно пытался предотвратить это? По мнению Бейкера, играя в миротворца, советский лидер хотел укрепить свой авторитет внутри страны и показать планете, что “его рассыпающийся Союз все еще имеет вес на международной арене”[2014]. Несомненно, роль СССР по-прежнему была велика, однако конфликт в Персидском заливе стал лакмусовой бумажкой нового подхода Горбачева к внешней политике. Смогут ли Штаты и Союз сотрудничать с целью усмирить агрессора и не пролить в процессе море крови?[2015] Американцы, несомненно, хотели получить поддержку Москвы и показать, что Восток и Запад объединяют усилия против Ирака. Однако Горбачеву Штаты были нужнее, чем он им, и они об этом знали. В связи с этим становится понятно, почему Буш отклонял все предложения Горбачева, “скорее с горечью, чем с возмущением”, хотя последние дипломатические маневры Горбачева Буша сильно раздражали. По словам американского лидера, Вашингтон “не мог позволить Горбачеву в критический момент вмешиваться в политику или военные операции США в Персидском заливе” и пытался сказать свое “нет” максимально мягко, чтобы не задеть его. “Я хочу, чтобы ты знал, – сказал Буш Горбачеву 21 февраля, – все здесь уверены, что ты делаешь все возможное, чтобы помочь и привести нас к миру”. В письме от 10 марта Буш вновь поблагодарил советского лидера, а также от руки написал к нему постскриптум, который пришелся Горбачеву очень по душе: “Я
