За минуту до 19 часов Горбачев снял очки, протер их, надел обратно и начал читать напечатанный на бумаге текст: “Дорогие соотечественники! Сограждане! В силу сложившейся ситуации с образованием Содружества Независимых Государств я прекращаю свою деятельность на посту президента СССР”. “Его голос поначалу звучал глухо и неестественно, – вспоминает Грачев. – Было ощущение, что он вот-вот может дрогнуть, как и его подбородок”. Однако по мере чтения он успокаивался, произносимые им слова звучали “убедительно и достойно”[2163].
Горбачев начал с сожалений о распаде Советского Союза и пообещал сделать все возможное для вывода республик из кризиса и установления согласия в обществе. Он объяснил, что пытался преобразовать общество, потому что оно не могло продолжать жить, как жило прежде, и что частичные реформы терпели неудачу. Он обозначил свои достижения: советский народ получил политическую и духовную свободу, ликвидирована тоталитарная система, совершен прорыв в сторону демократии, началось движение к рыночной экономике, закончена холодная война, остановлена гонка вооружений и “безумная милитаризация страны”. Затем он объяснил причины своей неудачи: сопротивление закостенелых партийно-государственных структур, старые привычки и идеологические предрассудки, народная “нетерпимость, низкий уровень политической культуры, боязнь перемен”, наконец, августовский путч, который “довел общий кризис до предельной черты”. Горбачев отметил, что знает о сильном недовольстве своей деятельностью, и напомнил, что кардинальные перемены в стране “не могут пройти безболезненно, без трудностей и потрясений”. В конце он признался: “Наверняка каких-то ошибок можно было бы избежать, многое сделать лучше. Но я уверен, что раньше или позже наши общие усилия дадут плоды, наши народы будут жить в процветающем и демократическом обществе”[2164].
Заключительные слова выступления граничили с раскаянием, и это могло покорить сердца русских людей, которые известны своей любовью к покаявшимся и искупившим грехи героям. Прощальная речь Ельцина, когда он будет покидать президентский пост девять лет спустя, будет полна сожаления и стыда – он обещал стране перерождение, а в итоге усугубил кризис. В своем заявлении Горбачев не упомянул Ельцина, не отметил его вклад в демократизацию страны и роль в победе над путчистами, не высказал никакого пожелания и даже, наоборот, дважды косвенно выразил несогласие с ним. Во-первых, экс-президент заявил, что такое судьбоносное решение, как “расчленение страны и разъединение государства”, должно было приниматься “на основе народного волеизъявления”. Во-вторых, он подчеркнул важность сохранения “демократических завоеваний последних лет”, которые “выстраданы всей нашей историей, нашим трагическим опытом”. “От них нельзя отказываться ни при каких обстоятельствах и ни под каким предлогом”, – настаивал Горбачев.
Ельцин был не из тех, кто прощает пренебрежение своей личностью. “Выключи, – рявкнул он, показывая на телевизор, – не хочу больше смотреть”.
Он отказался ехать к Горбачеву, чтобы получить “ядерный чемоданчик”. “Я не могу поехать к Горбачеву, – признался он Шапошникову. – Поезжайте один”. Шапошников заявил, что дело это деликатное и что они оба должны при этом присутствовать. Он также не был уверен, что экс-президент согласится передать все “хозяйство” ему одному.
– Если будут осложнения, позвоните мне, обсудим другие варианты передачи, – ответил Ельцин[2165].
Для Горбачева эта была последняя возможность насолить Ельцину. Что бы тот сделал, если бы бывший президент СССР отказался сотрудничать? Приехал бы выпрашивать ядерную кнопку? Шапошников прибыл в кабинет к Горбачеву, где уже находились журналисты ABC, чтобы снять момент передачи “ядерного чемоданчика” на видео – на сей раз с предварительного одобрения Ельцина. Шапошников сообщил, что российский лидер не появится, но согласен на церемонию в Екатерининском зале, где обычно проходят встречи с зарубежными коллегами. “Это было не только смешно, но и глупо”, – вспоминает Горбачев. Он отказался от церемонии передачи в торжественном зале и вручил “ядерный чемоданчик” и что-то похожее на переносной телефон Шапошникову и “двум неприметным людям в штатском”, которые исчезли в лабиринте кремлевских коридоров и передали все Ельцину[2166].
После ухода Шапошникова Черняев и Александр и Егор Яковлевы зашли к Горбачеву и увидели, что бывший президент взволнован, лицо его раскраснелось. Все вместе выпили коньяка. Затем к ним присоединился Грачев, и в Ореховой гостиной, в пустом и неосвещенном кремлевском дворце, состоялся прощальный ужин, на который, по словам Грачева, было также потрачено немало коньяка. “Ужин проходил в торжественной и печальной атмосфере. Было чувство завершения большого дела и всеобщей причастности к этому”. Разошлись до полуночи. “Никаких процедур проводов Президента СССР, как это принято в цивилизованных государствах, не было, – вспоминает Горбачев. – Ни один из президентов суверенных государств – бывших республик СССР, хотя с большинством из них меня связывали многолетние, близкие, товарищеские отношения, – не счел возможным не только приехать в эти дни в Москву, но и не позвонил мне”[2167].
На следующее утро Горбачев приехал в Кремль хмурый. Накануне вечером в 19:32 над Кремлем был спущен советский флаг – Горбачев больше не являлся президентом. Согласно договоренности с Ельциным, он имел доступ в свой кабинет еще в течение трех дней, однако лимузин ЗИЛ у него отняли уже к утру, поэтому ему пришлось добиваться у охраны замены, чтобы добраться до Кремля. “С дачи выбрасывают, машину не дают”, – пожаловался он в сердцах, когда пришел к себе в кабинет, где за его столом еще стоял флаг СССР[2168].
26 декабря Горбачев провел две встречи с прессой, которые немного подняли ему настроение. Утром он дал интервью двум симпатизировавшим ему итальянским журналистам, во время которого ему представился шанс спокойно поразмыслить о своем правлении. Грачев впоследствии напишет, что это была первая попытка экс-президента систематизировать свои ошибки. Он выделил следующие: ему следовало быстрее двигаться к рыночной экономике, раньше начать переговоры о Союзном договоре, раньше попытаться консолидировать демократические силы, быстрее разрушать тоталитарную систему и строить новую. Достаточно перечислить эти нереализованные пути развития страны, чтобы осознать, что успешно решить подобные задачи практически невозможно. Однако бывший советский лидер был уверен, что шел правильным путем, и признался, что за последние семь лет прожил несколько жизней: “Я менялся вместе со страной и помогал меняться стране”. В этом смысле его судьба была “единственной в своем роде”. “Я не разочарован тем, что выпало на мою долю”, – заключал Горбачев. Как насчет семьи? Как родные отнеслись к его отставке? Восприняли с облегчением? Ответ был кратким: “Я благодарен своей семье за то, что она все это выдержала…”[2169]
Вечером того же
