Я больше не плачу, но внутри меня пустота. Нет ничего: ни надежды, ни выхода.
Мы доезжаем до тайника, и я просто стою, тупо глядя перед собой, пока Катран прячет мой байк.
— О чем ты только думала, когда отправилась туда? — Он качает головой. Обычный Катран вернулся.
Я молчу. Он толкает меня в плечо, бросает вызов:
— Ты говоришь Нико и всем нам, что поддерживаешь «Свободное Королевство», а потом выкидываешь фортель вроде этого. Рискованно, Рейн. А если бы меня там не оказалось и тебя бы схватили? Они бы выпытали у тебя все. Они умеют. Ты бы выдала им всех нас.
В душе моей что-то словно отвердевает, каменеет.
— Лордеры уже один раз забрали у меня Бена. И теперь сделали это снова. Его нет. Он все равно что умер. И у меня нет дороги назад. Я готова на все, чтобы отомстить им.
— Ты, похоже, не шутишь. Это и есть твоя последняя капля?
— Что ты имеешь в виду?
— Последняя капля, которая переполнила чашу твоего терпения. Значит, ты и вправду способна на все.
Я пожимаю плечами, но внутри меня все смещается, перестраивается. Мне довольно было и кольца Эмили, спрятанного теперь где-то на дереве, а тут еще и Бен. Да. Я зашла слишком далеко, и назад дороги нет.
— А что было твоей последней каплей?
Он хватает меня за руку, подносит к своей щеке, к шраму на ней, потом отталкивает.
— А разве ты не помнишь? Когда мне было десять, моя старшая сестра пропала. Скрывалась. Она вляпалась в какую-то историю, так, ничего серьезного, но ты же знаешь лордеров. — Он внезапно разворачивается, притягивает меня спиной к себе, рукой обхватывает шею. — Один держал меня вот так, — шепчет он, подносит вторую руку к моей щеке, под самым глазом. — Мы были возле нашего лодочного домика. Он взял отцовский водолазный нож и прочертил им вот так. — Катран проводит пальцем вниз по моей щеке, повторяя линию своего шрама. — К тому времени, как он дошел досюда, я рассказал им, где она. Больше мы никогда ее не видели.
Он отталкивает меня. Водолазный нож: катран. Имя, которое он выбрал, чтобы никогда не забывать. Нож, который он до сих пор носит при себе. Я вспоминаю.
Держусь за щеку. Он не сделал мне больно, но я все еще ощущаю на своей коже палец, повторяющий путь ножа.
Я в ужасе смотрю на него:
— Ты не виноват. Ты же был ребенком!
— Может, и так. Но вот почему я скорее умру, чем предам еще кого-то. Я не скажу Нико, что ты сделала сегодня. И не расскажу Тори о Бене. А теперь иди. Возвращайся домой, пока тебя не хватились.
— Катран! Спасибо.
Он пристально смотрит на меня:
— Я принимаю твое желание быть с нами. Но ты должна знать свои ограничения.
— Что ты имеешь в виду?
Он качает головой:
— В другой раз. — Поколебавшись, он дотрагивается ладонью до моей щеки. — Сожалею насчет Бена.
Уже пора готовиться в школу, когда я бегу трусцой по нашей улице. Прокрадываться через заднюю дверь поздно, и я рада, что на всякий случай оставила записку, в которой говорилось: «Отправилась на пробежку».
Стараться не шуметь уже нет смысла, поэтому я открываю переднюю дверь и кричу:
— Привет, вот и я.
Мама выглядывает из кухни, когда я наклоняюсь, чтобы развязать шнурки.
— Не холодновато ли сегодня для пробежки?
— Холод как раз то, что нужно, чтобы пробежаться! — отвечаю я, стараясь придать голосу бодрости. Не выходит.
Мама появляется в прихожей, когда я прячу кроссовки в шкаф.
— Что случилось? — спрашивает она, и на лице у нее озабоченность, так похожая на искреннюю и настоящую. Как бы мне хотелось верить, что это правда. Упасть в ее объятия и рассказать о Бене. Но я не могу. Как и не могу отрицать, что она прекрасно видит мои красные, заплаканные глаза.
— Просто думала о Бене. Не могла спать, вот и решила пробежаться.
Она кладет руку мне на плечо, легонько сжимает. Тянет меня к лестнице.
— Иди, прими душ и согрейся. А я пока приготовлю завтрак.
ГЛАВА 33
Со вчерашнего утра природа, словно из сочувствия, погрузилась в холодное оцепенение. Днем температура держится около нуля, а ночью подмораживает. Внутри у меня тоже все как будто заледенело. Я живу, как во сне, и в школе, и дома делаю и говорю все машинально, будто робот. Время движется как-то странно. Устремляю невидящий взгляд в окно на каких-то пару минут, а когда поднимаю глаза, оказывается, что прошло несколько часов.
Я даже написала свое домашнее сочинение по Шекспиру, чтобы было на что отвлечься, чем занять мысли. Жалкие усилия, но от них хотя бы не нужно ждать неприятностей. По крайней мере, пока работу не прочтут, потому что она довольно плохая. Хотя Нико или Коулсон могут сделать так, что к тому времени это будет уже неважно.
И сегодня вечером — Группа. Бег обычно помогает мне почувствовать себя лучше, больше собой. Кто бы я ни была. Но сегодня я не уверена, что бежать было хорошей идеей. Это только заставляет меня вспоминать, как мы бежали на занятия в Группе вместе с Беном.
Мы обычно бегали, чтобы побороть воздействие наших «Лево». Все эти мозговые стимуляторы, эндорфины, вырабатываемые во время значительных физических нагрузок, давали возможность думать, говорить о неприятных вещах без падения уровня. Но дело было не только в этом, просто Бен любил бегать. Даже больше меня. Это было его неотъемлемой частью.
Я спотыкаюсь и чуть не падаю. В моем сознании бег по-прежнему неразрывно
