Он отпускает меня и начинает смеяться, потирая живот.
— Я должен был удостовериться. Извини. Как рука?
Улыбка расплывается по моему лицу. Я вращаю плечом.
— Нормально. Но если бы ты действительно хотел удержать меня, то дернул бы руку выше. Это была проверка.
— Да. И этот маневр как раз в духе Рейн. — Он снова смеется, глаза светятся радостью.
— Рейн! — восклицает он, раскрывает руки, и я шагаю к нему в объятия, теплые и крепкие. И чувствую, словно вернулась туда, где мое место, где мне предназначено быть самой судьбой. Где я знаю, кто я и что, потому что знает Нико.
Потом он отстраняет меня на длину вытянутых рук и пристально, оценивающе вглядывается в мое лицо.
— Нико? — неуверенно бормочу я.
Он улыбается:
— Ты помнишь меня. Хорошо. Я всегда знал, что ты выживешь, моя особенная Рейн. — Нико усаживает меня на стул, сам присаживается на край стола рядом. Берет мою руку и смотрит на «Лево». — Он ведь работал, не так ли? Эта штуковина — всего лишь вещь. — И он крутит его вокруг моего запястья: ни боли, ничего. Уровень — близкий к счастливому.
Я криво улыбаюсь, но улыбка тут же сползает:
— Работал? Нико, прошу тебя, объясни. Я помню отдельные фрагменты, но все они смешались у меня в голове. Я не понимаю, что со мной происходит.
— Серьезная, как и всегда. Нам следовало бы прыгать от радости! Праздновать. — И его такая заразительная, такая живая улыбка заставляет и меня улыбаться. — Ты должна рассказать мне, что в конечном счете подстегнуло твою память.
Но я даже думать об этом боюсь. Если он узнает об Уэйне, то разберется с ним точно так же, как и с любой другой угрозой его собственности. Его собственности. Мне приятно это чувство принадлежности.
— Ты несколько раз была близка к этому, я видел. Мне кажется, тот случай с Беном сыграл роль пускового механизма.
Бен. Упоминание о Бене причиняет боль, и это, должно быть, отражается у меня на лице.
— Отпусти боль, она делает тебя слабой. Ты помнишь как, Рейн? Мысленно доводишь ее до двери и запираешь там.
Я качаю головой. Не хочу забывать Бена. Ведь не хочу же?
И ко мне возвращаются обрывочные отголоски моих ночных мыслей: Нико и его методы опасны.
Я произношу вслух то, что все это время брезжило на краю моего сознания, но до поры оставалось неузнанным:
— Ты ведь состоишь в АПТО, антиправительственной террористической организации, не так ли?
Нико вскидывает бровь:
— Ты уже все забыла! — Он берет мою руку в свою. — Не называй нас так, Рейн — так называют нас лордеры. Мы — «Свободное Королевство». Те самые зубы, роль которых должна была играть «Свобода», но так никогда и не играла. Мы — заноза в заднице лордеров, ты и я. Они нас боятся. Скоро им придет конец, и наша великая страна снова станет свободной. Мы победим!
Лозунг из прошлого всплывает у меня в голове: «Да здравствует «Свободное Королевство»! Да здравствует «Свободное Королевство»!
И я вспоминаю, как Нико восполняет пробелы, оставленные уроками истории. После выхода Соединенного Королевства из Евросоюза, закрытия границ и всех студенческих беспорядков и погромов 2020-х лордеры одинаково жестоко расправлялись с мятежниками, преступными бандами и террористами независимо от их возраста. Их либо сажали в тюрьмы, либо убивали.
Но когда беспорядки утихли, лордеры вынуждены были пойти на компромисс со «Свободой» — организацией, состоящей в Центральной Коалиции, и суровые наказания для лиц, не достигших шестнадцати, были запрещены. Стало применяться стирание памяти, дававшее им второй шанс, новую жизнь.
Но «Свобода» сделалась марионеткой лордеров, которые все больше и больше злоупотребляли своей властью. «Свободное Королевство» восстало в ответ, возжелав любой ценой избавиться от гнета лордеров.
Любой ценой. Любыми средствами.
Зубы — это террор. Я качаю головой, какая-то часть меня отвергает то, что, как мне известно, является правдой.
— Я не террористка. Ведь нет?
Он мотает головой:
— Мы не террористы, ни один из нас. Но ты была с нами в нашей борьбе за свободу, и до сих пор оставалась бы, если бы лордеры не схватили тебя и не украли твою память. Или, по крайней мере, так они думали.
— Однако вот она я, здесь. И я знаю тебя. Я помню кое-что, но...
— На тебя так много всего навалилось разом, да? Послушай меня, Рейн. Ты не обязана ничего делать, если сама этого не хочешь. Мы — не лордеры. Мы никого ни к чему не принуждаем.
— Правда?
— Правда. Я просто очень рад, что ты в порядке. Ты — это снова ты. — И он улыбается и опять обнимает меня.
Новые воспоминания всплывают на поверхность. Нико обычно скуп на улыбки или объятия. Они так редки, что, если уж ты заслужил его одобрение, это как дар Божий. Мы сражались за его одобрение, могли бы убить за него. Готовы были на все, лишь бы удостоиться даже мимолетной его улыбки.
— Послушай. Есть кое-что. Нам с тобой нужно как следует потолковать. Мне нужно понять, как с тобой все было, чтобы знать, как мы можем помочь другим пережить Зачистку. Ты ведь этого хочешь?
— Конечно.
— У меня для тебя кое-что есть, — говорит он и выдвигает ящик стола. Задняя стенка фальшивая, и за ней спрятан какой-то маленький металлический приборчик, тонкий и гибкий. Он показывает мне. — Смотри. Это передающее устройство, коммуникатор, ком. Видишь? Нажимаешь вот эту кнопочку и ждешь, когда я отвечу. С помощью этой штуковины мы можем переговариваться. Будешь звонить мне, если и когда я понадоблюсь.
Не успеваю я подумать, куда
