Порывшись в своем рюкзаке, я достаю журнал Sports Illustrated, который захватил из дома. Сейчас мы читаем Себу. Даже если ты в коме, все равно можешь осознавать, что происходит вокруг. Кома – это что-то вроде ночного кошмара, когда ты спишь, но понарошку, и видишь силуэты вокруг своей кровати, но не можешь пошевелиться. Я включаю Себу музыку, рассказываю ему тупые анекдоты, показываю какие-нибудь мемы из интернета и зачитываю цитаты из «Крестного отца».
Полежав немного, я встаю с дивана, чтобы перекусить. Когда пищит мой телефон, от клаб-сэндвича остается лишь половина. Аппарат чуть не улетает в другой конец комнаты – так я тороплюсь вытащить его из кармана. Но это не Хартли. Это видео от Паша, на котором наши знакомые девчонки ввязались в потасовку прямо посреди столовой.
Он добавил подпись: «Где грязевая лужа, когда она так нужна?»
Я то увеличиваю, то уменьшаю масштаб видео, чтобы найти Хартли, но нигде не вижу ее. Отправляю Пашу смайлик, который приветственно поднимает кулак, и спрашиваю его, где Харт.
Я: Где Харт?
Паш: Не знаю.
Я: Сделай фотку столовки. Отправь мне.
Паш: Я уже ушел оттуда. Сейчас 5 урок.
Мне приходит фотография его ног и выложенного плиткой пола. У Паша нет совместных уроков с Хартли, так что он мне не поможет. Но я все равно отправляю ему «спасибо» и убираю телефон обратно в карман джинсов. Я увижусь с ней, когда Элла приедет, чтобы сменить меня.
Вернувшись в крыло интенсивной терапии, я останавливаюсь у поста медсестер.
– Себ уже вернулся? – Я перегибаюсь через стойку, чтобы посмотреть, не лежит ли там его карта – как будто я смогу в ней хоть что-то разобрать.
Дежурная медсестра закрывает руками конфиденциальные данные.
– Мы закончили диагностику двадцать минут назад.
– Есть какие-нибудь изменения? – с надеждой спрашиваю я.
– Простите, но никаких изменений.
Блин, это дерьмово. Я возвращаюсь обратно в палату Себа, но прежде чем войти внутрь, делаю два глубоких вдоха, чтобы успокоиться: видеть брата, неподвижно лежащего на больничной койке, ужасно. Каждый раз, когда я вхожу к нему, меня разрывает от двух желаний: трясти его до тех пор, пока он не откроет глаза, или крушить вещи в комнате, пока не упаду без сил. Но Сойер и без того страдает за всю семью. Ему нельзя видеть, как я теряю самообладание. Я здесь для того, чтобы немного разрядить обстановку, иначе горе поглотит нас.
Щелкнув челюстью и растянув губы в улыбке, я толкаю дверь.
– Мы пропустили горячее зрелище. Паш прислал мне видео, в котором Марго Данлоп и Дайан Фостер сцепились из-за Трихауза. Он встречался одновременно с обеими, но девчонки об этом не знали.
Сойер не поднимает головы от койки, на которой лежит Себ. Я бросаю свой рюкзак в угол и плюхаюсь в одно из пустых кресел.
– Иди прими душ и поешь, – говорю я брату. – У тебя такой измученный вид: еще чуть-чуть, и вас с Себом поменяют местами.
Сойер не шевелится. Я поднимаюсь из кресла и подхожу к нему. Он как будто не замечает моего присутствия. Тогда я пару раз щелкаю пальцами перед его лицом, и брат моргает.
– Что? – угрюмо спрашивает он.
– От тебя воняет, как от куска дерьма.
– И что?
– И то! Иди и прими душ. Себ, наверное, до сих пор в коме, потому что каждый раз, когда он приходит в себя и ощущает эту вонь, как из помойки, то решает, что лучше останется в своем прекрасном мире снов, где светит солнце и витает аромат гребаных роз.
– В жопу тебя! – Сойер складывает руки на груди и еще глубже сползает в кресле.
– Инцест меня не привлекает, малыш.
– О, а меня, значит, привлекает? – взрывается Сойер. – Ты это хочешь сказать? Что это наше наказание? – он тычет дрожащим пальцем на кровать.
Я отступаю назад, подняв руки вверх. О чем это он, черт побери?
– Спокойно, это была просто шутка.
Сойер и Себ уже почти год встречаются с одной и той же девушкой, что всегда вызывало много комментариев, потому что это странно, отклонение от общепринятых норм и, наверное, неправильно в чьих-то глазах. Но лично меня это мало заботит.
– Кто-то что-то сказал? – я оглядываюсь в поисках жертвы. Никого не должно интересовать, что мои братья делают со своими членами.
Сойер опускает руку на колени, потом наклоняется вперед и трет лицо ладонями. У мелкого изможденный вид: мешки под глазами, бледное, почти пепельного цвета лицо. Даже его бицепсы кажутся меньше, чем были неделю назад. Я не шутил, когда сказал, что он выглядит так, как будто ему нужна медицинская помощь.
– Я ходил на исповедь, – бубнит младший брат в ладони.
– Что? – Я в замешательстве. – Зачем? Мы же не католики.
Мама ходила в Объединенную баптистскую церковь Бэйвью, но папа перестал посещать службы сразу после ее смерти. Хотя он продолжает жертвовать им немалые суммы, как любой другой хороший бизнесмен. Местные жители очень серьезно относятся к церкви, так что, появившись на церковной скамье утром в воскресенье, можешь искупить все свои грехи за неделю.
– Знаю, но думал, что это может помочь.
Сойер, должно быть, совсем дошел до ручки, раз отправился в часовню и сознался во всех своих грехах в надежде, что какое-то высшее существо вернет нам Себа. Я сажусь на корточки и кладу руку на спинку его кресла.
– Значит, ты пошел исповедаться, признался чуваку в бумажном воротничке, что любишь извращенный секс, и он сказал тебе, что именно поэтому Себ оказался на больничной койке?
Сойер замирает на мгновение, а потом медленно кивает, по-прежнему закрывая ладонями лицо.
– По-моему, Бог работает по-другому. Полно людей, которые ходят в церковь и все равно умирают.
– Знаю. – Он трет глаза ладонями, все так же закрываясь от меня. Сойер явно расстроен чем-то еще, а не только тем, что сказал ему священник.
– Эй, – касаюсь я его плеча, но Сойер так и сидит, опустив глаза, – что случилось?
Он еле слышно что-то бормочет.
Я наклоняюсь ближе к нему.
– Что?
Сойер наконец поднимает голову. Взгляд поблек, голос звучит так же безжизненно.
– Лорен порвала со мной… с нами, – уныло говорит он.
– Хреново. – Но я не удивлен. За все время она ни разу не появилась в больнице. – Она позвонила тебе?
Брат усмехается.
– Написала. «Я больше не могу тебя видеть. Это слишком тяжело».
Первоклассно, что скажешь. Она никогда мне особо не нравилась, хоть я и старался относиться к ней с уважением ради близнецов. Но вслух я говорю другое:
– Мне жаль, бро.
– Да… Знаешь, сначала я переживал, как рассказать об этом Себу, а сейчас даже не знаю, представится ли мне вообще этот шанс.
– Он очнется, – говорю я с уверенностью, которой почти не чувствую. – И тогда вы найдете себе девочку
