15.02.13, Мюнхен
Нестор снова у нас в гостях – на этот раз он приехал на две недели.
Утро. Мы с ним работаем над книгой в зимнем саду. Это огромная пристроенная к дому оранжерея. Собственно говоря, это часть дома, потому что стена между жилым помещением и оранжереей – стеклянная. У стены художественно обрываются огромные потемневшие балки. Помимо диктофона перед Нестором – блокнот с вопросами. Первый из них он зачитывает механическим голосом. Напоминает корреспондента районной газеты.
– В своих воспоминаниях ты часто упоминаешь о реках. Реки занимают какое-то особое место в твоей жизни?
– Реки – это движение, они что-то приносят, что-то уносят. Чаще – уносят.
Нестор отрывает глаза от блокнота.
– Лета? Стикс?
– Пожалуй… Ну, может быть, еще Днепр, Нева.
– Очень, мне кажется, разные реки.
– Очень. Нева – некупальная, во всех смыслах холодная. А Днепр – теплый, если хочешь, радостный.
Нестор поднимает голову.
– Даже после гибели Арины?
– Ну да… Понимаешь, в жизни одни события уравновешиваются другими. Одна и та же мелодия может прозвучать вначале в миноре, а затем в мажоре. Или наоборот.
Дирижируя, напеваю оба варианта. Нестор кивает в такт. Не без удивления.
– Тогда расскажи про мажор.
– Хорошо, мажор. Представь себе: ту квартиру на набережной, о которой я тебе рассказывал, мы с маминым братом Колей ремонтировали. Это было за год-два до гибели Арины. Коля для этого приехал из Вологды… – Вижу вежливую улыбку Нестора, и меня разбирает смех. – Тьфу, звучит как-то по-дурацки. Спроси что-нибудь!
– Я даже не знаю, что здесь можно спросить. Ну, хорошо: почему вы эту квартиру ремонтировали, точнее, почему ее ремонтировали именно вы?
– Не помню. Есть на свете события без начала и конца… Помню лишь, что ни я, ни, подозреваю, Коля до этого не ремонтировали в своей жизни ни-че-го. Чтобы не было жарко, мы открываем окна и старательно клеим обои.
– Но ведь обои не клеят при открытых окнах.
Уважительно смотрю на Нестора.
– Не имея твоего, Нестор, опыта, мы разводим клейстер. Он весь в комках. Теряющей волоски щеткой наносим его на обойные листы. Коля тоном бывалого призывает выгонять из-под приклеенных обоев пузырьки воздуха. Мы делаем это при помощи тряпок.
– Можно щетками. Мощные движения от центральной оси обоев к их краям. – Нестор демонстрирует мне эти движения. – Чуть вниз. Напоминает рисование елки. И что дальше?
– Дальше Коля обращает мое внимание на то, что главное в обойном деле – тщательная оклейка углов стен.
– Точно. Если где и следует прижимать обои по-настоящему, то именно в углах. Именно там клейщика обоев и может подстерегать опасность.
– Обои в углах мы прижимаем самозабвенно. Бумага рвется… Слушай, откуда ты всё знаешь про обои?
– В студенчестве я подрабатывал маляром. Но ты остановился на самом интересном…
– К вечеру мы заканчиваем с оклейкой гостиной и спускаемся на улицу купить бочкового кваса. Бочка закрыта. Коля говорит, что у него есть идея. Мы заходим в гастроном и покупаем несколько пачек концентрата кваса. Вернувшись домой, включаем футбольную трансляцию. Чемпионат мира 1978 года. С первым ударом по мячу в комнате раздается треск.
– Закономерно.
– Коля высказывает догадку, что так, должно быть, свойственно сохнуть обоям. Через некоторое время первый обойный лист отделяется от стены…
Входит Геральдина с минеральной водой и разливает ее по фужерам.
– …отделяется и сворачивается на полу. Массовый падёж обоев – и в этом Коля оказался прав – начинается именно с углов. Мы не унываем и решаем выпить квасу. Увы. Концентрат кваса в воде не растворяется.
Нестор хохочет:
– Он никогда не растворялся! Точнее, растворялся, но не до конца. Получалась безвкусная мутная жижа с осевшими на дне крупинками.
Геральдина спрашивает, нужно ли что-то еще, но вопрос остается без ответа.
– В этот момент Коле приходит в голову замечательная мысль: есть концентрат сухим. Удивительным образом вкус, уходивший при разведении брикетов, в сухом виде присутствовал в полной мере.
Нестор кивает Геральдине и поднимает фужер:
– Его можно было есть и запивать водой!
– На Русановской набережной мы прожили примерно неделю и почти каждый вечер ели этот концентрат – брикет за брикетом. Каждый вечер по телевизору показывали футбол, а за окнами качались пирамидальные тополя. И еще: с Днепра доносились звуки моторных лодок.
Даю сигнал Геральдине: нет, больше ничего не нужно. Геральдина выходит медленно и грустно. Всем становится ясно, что нет ничего горше невнимания. Паузу прерывает Нестор.
– Темнота в Киеве наступала поздно?
– Да, но даже когда становилось темно, какое-то время еще светился крутой правый берег. За него закатывалось солнце.
Я хочу еще добавить, что с ночными бабочками в окна влетало чувство беспредельного счастья, но боюсь, что ничего не объясню в словах. Замолкаю. Мне кажется, что я слышу музыку, способную это выразить. Ля минор, две четверти: счастье возникало от запаха реки, от
