«Пол, я похож на младенца? — спрашивал Трамп Манафорта. — А почему ты тогда разговариваешь со мной как с младенцем? Ты ужасен на телевидении. У тебя нет энергии. Ты не можешь быть лицом кампании. Это я тебе еще деликатно говорю. Ты больше никогда не появишься на телевидении».
«Дональд…» — попытался ответить Манафорт.
Бэннону показалось, что это фамильярное — по имени — обращение на равных вызвало раздражение у Трампа.
«Вы должны понять одно, г-н Трамп, — сказал Бэннон, — в этой истории ссылаются на множество неназванных источников, мы не знаем, насколько это достоверно».
«Нет, я могу сказать, — возразил Трамп, направляя огонь на Манафорта. — Это от них идет утечка». Он знал, что цитаты были невыдуманными.
«По большей части это невозможно приписать кому-либо», — сказал Бэннон. Никто не назван по имени, все скрыты. «Это New York Times, это все гребаное вранье. Бросьте, это все чушь собачья», — продолжил Бэннон свою речь, хотя и знал, что история была правдивой.
Трамп не поддавался. История была прописной истиной, а в кампании участвует куча поставщиков информации. Изничтожение Манафорта продолжалось еще какое-то время. Трамп еще полчаса рассказывал военные истории. Манафорт ушел.
«Никуда не уходи, — сказал Трамп Бэннону. — Это так ужасно. Все совершенно вышло из-под контроля. Этот парень — неудачник. Он действительно не руководит кампанией. Я привлек его лишь для того, чтобы он помог мне пройти процедуру выдвижения кандидатов на партийном съезде».
«Пусть вас не трогают эти цифры, — сказал Бэннон. — Не трогают эти 12 или 16 пунктов при голосовании. Не трогают колеблющиеся штаты. Все очень просто». Две трети страны считают, что мы взяли неверный курс, а 75% страны — что мы проигрываем. Это создает арену для агента перемен. Хиллари — это прошлое. Это совершенно ясно.
В каком-то смысле Бэннон всю свою сознательную жизнь ждал этого момента. «Вот в чем разница, — объяснял он. — Мы просто будем играть на сравнении и противопоставлении с Клинтон. Вот что вам нужно запомнить». Бэннон еще раз повторил одну из своих мантр: «Элиты в стране нормально чувствуют себя в условиях упадка. Так?»
Трамп кивнул в знак согласия.
«А рабочие в стране — нет. Они упорно хотят вновь сделать Америку великой. Мы упростим эту кампанию. Она — трибун продажных и некомпетентных элит, которые чувствуют себя хорошо в условиях упадка. Вы — трибун забытых людей, которые хотят вновь возвеличить Америку. И мы сделаем это, развивая пару тем.
Номер один, — продолжил Бэннон, — мы остановим массовую нелегальную иммиграцию и начнем ограничивать легальную иммиграцию, чтобы вернуть наш суверенитет. Номер два — вы вернете рабочие места в сфере производства в страну. И номер три — мы прекратим участие в этих бессмысленных войнах за рубежом».
Эти идеи не были чем-то новым для Трампа. Неделю назад, во время выступления 8 августа на заседании Детройтского экономического клуба, он уже высказывал все это и клеймил Клинтон: «Она — кандидат от прошлого. Мы ведем кампанию за будущее».
«Это три большие темы, которым она не может ничего противопоставить, — сказал Бэннон. — Она — часть сил, которые открыли границы, она — часть сил, которые заключили невыгодные сделки и позволили рабочим местам уйти в Китай, а еще она неоконсерватор. Так?»
Трамп, похоже, согласился с тем, что Хиллари принадлежит к неоконсерваторам.
«Она поддерживала все войны, — сказал Бэннон. — Мы просто будем клеймить ее. Вот и все. Просто держитесь этой линии».
Бэннон добавил, что у Трампа есть еще одно преимущество. Его голос звучал не как голос политика. Именно так звучал Барак Обама в 2008 г. во время соперничества с Клинтон, которая изъяснялась, как опытный политик. Темп ее речи был чересчур размеренным. Даже когда она говорила правду, это звучало как ложь.
По словам Бэннона, политики вроде Хиллари не могут говорить естественно. Для них характерна механическая манера разговора, подходящая для опросов и фокус-групп, ответа на вопросы после политических выступлений. Такой разговор убаюкивал, не резал слух, шел не от сердца или глубокого убеждения, а ассоциировался с высокооплачиваемым консультантом, излагающим тезисы.
Трамп согласился и сказал, что теперь Бэннон генеральный директор кампании.
«Мне не нужна шумиха вокруг дворцового переворота, — сказал Бэннон. — Пусть Манафорт останется председателем. У него не будет никаких полномочий. Позвольте мне уладить это».
Они договорились, что Келлиэнн Конуэй — пробивная, прямолинейная республиканка, которая уже помогала в проведении кампании, — будет ответственным руководителем кампании.
«Мы будем выпускать ее на телевидение каждый день для представления женского взгляда на вещи, — предложил Бэннон. — Келлиэнн — боец. И она нравится людям. А что нам нужно — это симпатия».
Потом он добавил: «А я никогда не буду светиться на телевидении».
Конуэй тоже еще не приходилось руководить избирательной кампанией. Таким образом, образовалась троица — яркий неофит-кандидат, генеральный директор кампании и руководитель кампании.
Келлиэнн Конуэй осуществляла надзор за съемкой некоторых рекламных роликов в том месяце.
«И я плачу этим людям?» — спрашивал Трамп у нее.
Он жаловался на процесс съемки. Оборудование казалось устаревшим, и ему не нравилось освещение. Картинка не отвечала стандарту HD. Трамп брюзжал по поводу операторов: «Скажите им, что я не буду платить». Это была обычная ситуация.
Чуть позже он объявил: «Я хочу, чтобы все ушли, кроме Келлиэнн».
«Все говорят мне, что я намного лучше, чем Хиллари Клинтон». — Это было полуутверждение-полувопрос.
«Ну конечно, сэр. Голосование по этому вопросу не требуется». Но они могут делать кое-что иначе. «Вы состязаетесь с самым постным кандидатом за всю историю президентских выборов. И начинает казаться, что мы тоже становимся такими».
«Нет, это не так».
«У меня такое ощущение. Я наблюдала за вами во время праймериз, и вы выглядели намного веселее».
