Я затормозил под знаком «остановка запрещена». Ее лицо посинело от холода, щеки, казалось, ввалились еще больше. Яркие краски «Луговых озер при свете звезд» мужественно сияли в лучах заходящего солнца.
Я вышел из машины и подошел к ней. Ее глаза снова вспыхнули, на этот раз с оттенком надежды.
— Сколько? — спросил я.
— Пять долларов.
— Она стоит не меньше двадцати.
Покопавшись в бумажнике, я протянул ей купюру. Руки у меня дрожали.
— Больше покупателей не было? — поинтересовался я.
— Никто даже не остановился… кроме вас.
— Ты проголодалась?
Она помотала головой. Отцепив картину, скрутила ее в рулон и передала мне.
— Не очень, — сказала она.
— И все же давай перекусим.
— Хорошо.
Я отвез ее в закусочную в нескольких кварталах, мимо которой проезжал, когда ехал сюда, заказал два стейка, два картофеля фри и два кофе. Когда мы покончили с едой, было четверть восьмого. На свидание с Милдред я уже опоздал. Но это почему-то меня не тревожило. Я достал сигареты, мы закурили, и я заказал еще два кофе.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Эйприл.
— Эйприл, то есть, Апрель. Немного странное имя.
— Не такое уж странное. Многих девушек так зовут.
— А я Ход… Много рисуешь?
— Уже нет. Спрос на картины падает.
— Может, твои работы слишком надуманные, не для среднестатистического обывателя. Как, например, эта.
— И совсем не надуманная. Это вид из окна на моей кухне.
— Значит, ты живешь не в городе? — Надо было сказать «не на Земле». Так было бы точнее.
— Нет. Здесь я наездами. Из окна кухни я могу видеть что угодно. Вы тоже можете увидеть из своего окна все что угодно, если присмотритесь… Свое я называю «волшебное окошко».
Я вспомнил Китса из школьной программы.
— Будила тишину волшебных окон, — процитировал я. — В забытом, очарованном краю[3].
Она глубокомысленно кивнула. Серьезность ее взгляда могла бы испугать, если б ее не смягчал небесно-голубой цвет глаз.
— Да, Китс знал. И Вордсворт знал. «Бездушные, мы грязнем в мелочах»[4]. Вы любите поэзию, Хол?
Вопрос прозвучал по-детски прямолинейно.
— Должен признаться, мне некогда читать, только утренняя газета, иногда журнал.
— И телевизор не смотрите?
— А с ним что?
— Это носитель информации для производителей подсвечников.
Так мы вернулись к тому, с чего начали.
— Собирайся, — сказал я. — Отвезу тебя домой.
Эйприл жила в доме, похожем на свечку, на улице, застроенной такими же свечками. Она спросила, не хочу ли я зайти на пару минут, и я не нашелся, что ответить. Несмотря на внешность, она отнюдь не была маленькой девочкой. И все же я не мог, исходя из своего жизненного опыта, отнести ее к разряду женщин, которые приглашают к себе мужчину после короткого знакомства.
Видя, что я замялся, она сказала:
— Я покажу вам волшебное окошко.
— Хорошо, — согласился я.
Милдред уже наверняка злится на меня, так что лишняя пара минут ничего не изменит.
Квартира находилась на третьем этаже, номер триста три. В ней было четыре комнаты. Точнее, одноместных купе. Крошечная гостиная, крошечная спальня, крошечная кухня и такая же ванная комната. Эйприл взяла у меня пальто, перекинула через спинку стула и провела меня на кухню. Кухонька была убогая. Маленькая плита, допотопный холодильник, чугунная раковина, видавшие виды стол и стулья — и все впритык друг к другу.
Единственное окно располагалось над раковиной. Только оно здесь не создавало впечатления убогости и нищеты — возможно, потому, что состояло из двух узких створок, которые открывались наружу.
Эйприл достала из холодильника две бутылки пива, открыла и одну протянула мне. То, что у такой молодой особы в холодильнике хранится пиво, поначалу меня шокировало. Но потом я напомнил себе, что не такая уж она молодая, возможно, моя ровесница, а, может, и старше. Она уже приложилась к бутылке, и я последовал ее примеру. Потом я заметил мольберт за раковиной у стены, палитру и кисти — на буфете. Затем мой взгляд перешел на окно.
— Волшебное окошко? — спросил я.
Она сдержанно кивнула. Перегнувшись через раковину, отщелкнула шпингалеты и толкнула створки. В комнату ворвался влажный ночной апрельский воздух. Я глянул через ее плечо.
Естественно, я не ждал, что передо мной откроется широкий луг с озерами, наполненными звездами, — я не настолько наивен. Но я рассчитывал увидеть что-то вроде двора или далекого парка в отдалении. Да что угодно, на чем слегка неуравновешенный человек мог бы основать свои фантазии, такие, как на картине, что я купил.
Но за окном не было ничего. Оно выходило на глухую кирпичную стену, до которой было метра три. Свет из окна ложился на нее желтым прямоугольником.
Эйприл пристально смотрела на меня.
— Я вижу там реку, — сказала она, — голубую реку. Деревья, сверкающие золотом, на другом берегу Среди деревьев — серебристый дом с лазурными ставнями. От дома к берегу спускается посыпанная галькой тропинка. По ее сторонам растут ландыши… А вы? Что вы видите?
— Кирпичную стену, — сказал я.
Она едва слышно вздохнула. Ее взгляд стал таким напряженным, что я даже испугался.
— Попытайтесь еще раз, — попросила она.
Я попытался. Мои ладони вспотели, на лбу выступила испарина. Я понял, что страстно желаю увидеть реку, золотые деревья, посыпанную галькой тропинку… отчаянно надеюсь, что окно действительно окажется волшебным, а не просто средством для оправдания галлюцинаций.
Но я видел только кирпичи. Я покачал головой и отвернулся. Она опустила глаза, но я успел заметить, как они наполняются разочарованием. Это разозлило меня.
— С какой стати ты решила, что я что-то увижу там, где ничего нет? — спросил я. — Я нормальный человек, и этого не изменить!
— Я могу помочь увидеть, Хол. Уверена, что могу!
Она шагнула ко мне и вцепилась в лацканы пиджака. Ее глаза на поднятом ко мне лице были огромны, а синева в них стала мрачной, как апрельское небо перед грозой.
— Не допускай, чтобы тебя засосало, Хол. Не становись таким, как остальные. В мире есть магия — невзирая на все цифры и факты… Я помогу тебе увидеть, только поверь в меня!
Я взял ее за запястья и сжимал их до тех пор, пока она не отпустила мои лацканы. Потом я вышел в гостиную и взял пальто со стула.
— Мне пора, — сказал я.
Эйприл последовала за мной в комнату. Гроза в ее глазах миновала, они снова стали светло-голубыми. И она больше не выглядела, как ребенок, скорее, как усталая пожилая женщина.
— Я больше никогда не вернусь, — тихо сказала она, скорее себе, чем мне. — Никогда…
Потом добавила:
— Спасибо за ужин… и за то, что купили картину. Пожалуйста, пообещайте, что повесите ее над
