Старшину сменил наблюдатель, а сам он переместился на его место в глубину котловины рядом со спиртовой горелкой, которая разогревала обед для группы.
Неожиданно со стороны дороги донеслась беспорядочная стрельба из стрелкового оружия. Когда старшина добрался до наблюдателя, уже затявкали немецкие противотанковые пушки. Забрав из рук бойца бинокль, он приник к окулярам, одновременно слушая его пояснения.
– Все было как обычно. Шла автоколонна. Неожиданно вон из-за того перелеска выскочил БТ. Откуда он тут взялся? И пошел давить машины с головы колонны. Причем танк стрелял из башенного пулемета. Немцы тоже в ответ пытались стрелять. Но это больше от нервов. Что они могли танку сделать? И все б хорошо было, но тут показалась голова следующей колонны, а в ней были пушки. И развернули немцы их быстро. Когда они открыли огонь, танк сошел с дороги и скрылся в подлеске. Но мне кажется, в него попали, башня так и осталась повернутой, и стрельба из пулемета прекратилась.
Старшина в это время наблюдал, как за дорогой, метрах в пятистах, еще качались макушки потревоженных молодых деревьев. Танк ломился в глубину леса.
– Так! Продолжай наблюдение!
Старшина отдал бойцу бинокль и скользнул в овраг.
Движение по дороге замерло с наступлением сумерек. Группа выждала еще с полчаса, потом снялась, броском пересекла злосчастную дорогу и двинулась на север. Еще через полчаса маршрут движения группы пересек следы танка, ушедшего в лес. В целом направление движения группы совпадало с просекой, пробитой танком в подлеске. Решено было идти по следу, пока направление совпадает с нужным им. Час спустя в зеленоватом свете ПНВ передовой дозор на опушке березовой рощи заметил танкистский шлем на свежей могиле. Еще через час они увидели танк. Аккуратно обошли его. Танк был безмолвен. Старшина дал команду проверить люки. Один из разведчиков тенью скользнул на броню. В ночной тишине был слышен только звук осторожных шагов по металлу. Через минуту он спрыгнул с танка и шепотом доложил:
– Все люки закрыты. Изнутри.
– Значит, кто-то там есть, – сделал вывод старшина. – Эй! Браток! – старшина легонько постучал рубашкой гранаты по броне. – Свои, танкист! Разведка! Открывай!
Минуту стояла тишина. Потом кто-то зашевелился под броней на месте механика. И чуть погодя щелкнул запор люка.
Старшина подошел к люку и, прежде чем его открыть, осветил себя фонариком. После чего медленно открыл створки. На месте механика сидел младший лейтенант. Глаза, полные боли, наган в дрожащей от напряжения руке, командирская сумка на коленях и пропитанный кровью летний танковый комбинезон.
– Силантьев! Осмотри танкиста!
Его внештатный санинструктор подбежал к танку и, с помощью бойцов вытащив танкиста наружу, уложил его на расстеленную пенку. После чего, подсвечивая себе фонариком, занялся осмотром раненого. К нему присоединился коллега союзников. Старшине передали сумку танкиста и листок бумаги.
– Вот. Это у него на коленях было.
Старшина присел у ходовой, накрывшись плащ-палаткой, и принялся рассматривать переданное.
В сумке была карта, несколько карандашей и пара сухарей. Отложив сумку в сторону, он вчитался в листок бумаги.
25 октября 1941 г.
Здравствуй, моя Варя!
Нет, не встретимся мы с тобой.
Вчера мы в полдень громили еще одну гитлеровскую колонну. Фашистский снаряд пробил боковую броню и разорвался внутри. Пока уводил я машину в лес, Василий умер. Рана моя жестока.
Похоронил я Василия Орлова в березовой роще. В ней было светло. Василий умер, не успев сказать мне ни единого слова, ничего не передал своей красивой Зое и беловолосой Машеньке, похожей на одуванчик в пуху.
Вот так из трех танкистов остался один.
В сутемени въехал я в лес. Ночь прошла в муках, потеряно много крови. Сейчас почему-то боль, прожигающая всю грудь, улеглась и на душе тихо.
Очень обидно, что мы не все сделали. Но мы сделали все, что смогли. Наши товарищи погонят врага, который не должен ходить по нашим полям и лесам.
Никогда я не прожил бы жизнь так, если бы не ты, Варя. Ты помогала мне всегда: на Халхин-Голе и здесь. Наверное, все-таки кто любит, тот добрее к людям. Спасибо тебе, родная! Человек стареет, а небо вечно молодое, как твои глаза, в которые только смотреть да любоваться. Они никогда не постареют, не поблекнут.
Пройдет время, люди залечат раны, люди построят новые города, вырастят новые сады. Наступит другая жизнь, другие песни будут петь. Но никогда не забывайте песню про нас, про трех танкистов.
У тебя будут расти красивые дети, ты еще будешь любить.
А я счастлив, что ухожу от вас с великой любовью к тебе.
Твой Иван Колосов
Под плащ-палатку поднырнул старший от союзников.
– Что тут?
– На, читай.
– Товарищ командир! – раздался негромкий голос санинструктора союзников. – Все очень плохо! Ранение грудной клетки. Внутренние органы вроде не задеты, но большая кровопотеря. Шансов мало. Обезболивающее я ему проколол. Положение стабилизировал. Но без серьезной квалифицированной помощи шансов нет совсем. И то, если успеем.
Старший союзников, закончив читать, обратился к старшине:
– Разреши, командир, воспользоваться нашими возможностями. Тут уже недалеко. А ситуация с парнем критическая.
– Давай!
– Новиков! Связь с базой!
Через десять минут появилось два варианта. Первый – эвакуация вертолетом в течение ближайшего часа. Но этот вопрос нужно согласовывать на самом верху.
Второй – использовать танк. Он на ходу, топлива хватит. Снарядов нет, но это не критично. База уже дала команду на поднятие БПЛА рот на их направлении. Они должны сообщать обстановку в округе и подсказывать маршрут движения, избегая противника. Артиллерия готова прикрыть огнем в точке перехода линии фронта.
Возможное время движения – около двух часов, но это можно делать прямо сейчас. Танкист, кстати, пришел в себя и после уколов повеселел. Даже начал консультировать союзника на предмет управления БТ. Бойцы нарубили лапника и, кинув его на днище танка, положили на него раненого танкиста.
Через двадцать минут начала поступать информация с БПЛА. Шестеро, кроме раненого, плотно набились под броню. Стрелять в таком положении они не могли, но это им и не нужно.
Четверо, включая пулеметчика и снайпера, легли и закрепились ремнями на моторном отсеке танка. И в таком положении танк двинулся на прорыв.
27 октября 1941 г.
Г. Вязьма. Штаб 16-й Армии
Сегодня в штаб 16-й Армии приехал Ершаков. Приехал не один, а со своим НШ и начальниками отделов штаба. Рокоссовский в окно увидел, как во двор вкатилась большая гусеничная машина неизвестной конструкции в сопровождении двух колесных бронемашин. Ершаков, одетый в танковый шлем и зимнюю куртку, похожую на летную, выбрался из верхнего люка на броне. Сняв шлем и надев поданную кем-то изнутри папаху, спрыгнул с брони и остановился, ожидая выбирающихся следом за ним подчиненных. Через десять
