У меня сжалось сердце. И даже Марко увлекся представлением, наблюдая, забыв гладить меня.
И в тишине — этот доблестный жених размахнулся, и театрально красиво замер, давай всем возможность оценить глубину момента.
И, вдруг, со всей силой метнул!
И сердце оборвалось.
Время словно замерло, я видела, как летит копье, все ближе. И вот оно уже втыкает в бумажное брюхо воздушного змея.
И в одно мгновение он взрывается, словно наполненный краской шарик. Бах! Салют алых брызг накрывает площадь. Достается всем.
Змея нет.
Я совершенно ошалело смотрю, как капли падают Марко на щеки, на лоб, текут…
Кровь.
Словно кровь.
И капли на моем лице.
Я тяжело дышу, еще не до конца придя в себя и осознав. Я боюсь смотреть… Изо всех сил пытаюсь бороться с желанием уткнуться Марко в грудь и разрыдаться.
А как же принцесса? Упала? Разбилась? Дракона в небе больше нет. Только кровь и ошметки ткани вокруг. Так и было задумано? Не могу поверить.
У меня дрожат губы.
Где-то со сцены начинает тихо играть музыка, нарастая осторожно. Пиано… громче… меццо-форте…
Я поворачиваюсь к сцене.
А принцесса у своего спасителя на руках. Жива. Он прижимает ее к груди. Медленно кружит. Потом ставит на ноги, и снова кружит в неком подобии вальса. Музыка вокруг и внутри, от нее уже никуда не деться. Лирично, потом все громче и радостней. Форте. Еще! Фортиссимо! Срываясь в невообразимое крещендо, от которого все вибрирует и невозможно дышать…
И вдруг, словно обрывается струна. Все замирает. Тишина наваливается и оглушает разом.
Тихо.
С неба падает пепел.
По моей щеке тоже катится капля, вниз, и замирает на губах. Я чувствую ее вкус.
— Кровь?
Это пробирает до костей.
— Кровь, — соглашается Марко. — Настоящая кровь и немного магии.
Карнавал в Сан-Челете объявляют открытым.
Дракон побежден.
11. Ночь
Мы сидели на песке, у самой кромки рокочущего прибоя.
Не купались. Сегодня волны такие высокие, что даже Марко предпочитал не лезть.
Долгий день и долгий вечер, от усталости гудели ноги. Мы гуляли по городу, ели жареные колбаски и всякие сладости, танцевали у высоких костров, смотрели фейерверки на набережной. Потом пришли сюда. Здесь тихо.
Марко обнимал меня. Я сидела чуть-чуть пред ним, откинувшись, прижавшись спиной к его груди. Спокойно и расслабленно. Немного клонило в сон.
— Ты поспи, если хочешь, — тихо говорил Марко. — Если вдруг уснешь, я отнесу тебя домой.
— Домой? Ты смеешься? Здесь так далеко.
— Совсем не смеюсь, — сказала он. — Ты легкая. Я ведь оборотень, а не человек, для меня это не сложно.
— Не надо, — сказала я. — Мне очень нравится здесь, так спокойно. Я готова всю жизнь сидеть на берегу, рядом с тобой.
Он вздохнул. Беззвучно, я просто почувствовала.
— Я тоже, — тихо сказал он, что-то такое скользнуло в его голосе. — Я бы все отдал, за то, чтобы ты осталась со мной навсегда. Но, конечно, понимаю, что это даже не от тебя зависит.
— Не от меня, — сказала я. — Это невозможно.
— Я знаю… — он обнял меня чуть крепче, зарылся носом в моих волосах. — Просто помечтать, Пина. Я люблю тебя. Я бы бросил все ради тебя. Увез бы тебя в Ларн. Мы бы жили… Знаешь, мой отец отличный кровельщик, у него всегда хватало работы, и мы, когда были детьми, всегда помогали ему. Я все детство лазил по крышам и умею не только драться. Пусть я не получу премии за выход на пенсию, но на свой кусок хлеба всегда заработать смогу. Мы построим дом… Пина, я знаю, что это пустые мечты. Но я так боюсь потерять тебя…
Он потерся шершавым подбородком о мое ухо. Страшно щекотно.
— Ты меня совсем не знаешь, — сказала я, вдруг почувствовала, как слезы подступают к глазам. — Настоящая я совсем другая.
— Я знаю тебя. Я третий день рядом с тобой. Все остальное не важно.
Важно. Но мне не хотелось сейчас спорить. Какое это имеет значение?
— Мне так хорошо с тобой, — сказала честно. — Даже не думала, что такое бывает.
— Мне тоже.
Его ладони гладили мой живот.
— Расскажи о себе, — попросила я. — У тебя большая семья?
— Обычная. У меня семеро братьев и три сестры. Две старшие, одна младшая — Лила, но и она, наверно, сейчас уже взрослая. У старших давно, должно быть, свои семьи. Старший брат, Бруну, по традиции остался дома с отцом, продолжать семейное дело. Ему уже за тридцать, у него свои дети. Хотя, когда я уходил в армию, он только-только женился… Я не видел их почти семь лет, Пина. Честно сказать, когда уходишь из дома, то обычно уходишь навсегда. Стараешься не думать, как они там.
— Только здесь и сейчас, да?
— Да, — сказал он. — Только здесь и сейчас. Иначе тяжело.
— Старший остался дома, а остальные?
— Остальные уходят служить, — сказал Марко. — Для нас выбора почти нет. Земли Ларна не способны прокормить столько волков. Только взрослые, получив браслет, могут передвигаться свободно, и жить где хотят. Но дети, мальчики, должны оставаться в Ларне. Семьи должны оставаться в Ларне. Иначе, это будет опасно для всех.
Я зажмурилась. Слеза все же выкатилась и скользнула по щеке.
Лишние. Один остается дома, а остальные уходят. Рожденные в резервации и уходящие на верную смерть. Как можно так жить? Нет выбора?
Я повернулась, заглядывая ему в глаза.
Марко улыбнулся мне.
— Тебе бы понравилось в Ларне, — сказал он. — Я родился в пригороде Оторна, таком тихом и уютном, по сравнению с которым Сан-Челесте дикое страшное место. Здесь хорошо развлекаться, но жить — я бы не хотел. У нас не так жарко, и зимой выпадает снег. Ты видела когда-нибудь снег, Пина? Да? Много… Все в снегу. Морозные узоры на окнах, можно подышать и нарисовать смешную рожицу, ну, или еще чего… — он хмыкнул. — Конечно, дороги приходится чистить, иначе не пройти. Зато можно играть в снежки и лепить снежных троллей. А из печных труб идет дым, и пахнет огнем… Речка покрывается льдом, а со склона можно кататься на санках. Мы пропадали там целыми днями, нас едва утаскивали за шкирку… А весной в садах цветут вишни и яблони, словно белые облака. Цветы в палисадниках. У мамы всегда розы под окнами, а чуть дальше, вдоль дорожки — гортензии и такие крупные лилии, какие я больше не видел ни у кого. А за домом — грядки с клубникой. Когда я был маленький, меня вечно заставляли эту клубнику полоть, и это был настоящий кошмар. У нас было только несколько кур, но некоторые держали коз и коров, и мы с Чечче по утрам бегали к тетке Мимине за молоком. Наверно, я бы хотел увидеть Ларн снова… Тебе бы тоже понравилось, Пина.
Немного грусти в его глазах. И очень много тепла. То, что он говорил — искренне, действительно любил
