И болтать с ним было неожиданно легко.
Потом они отнесли корзинку домой, и пошли на Большой рынок, за овощами и сыром.
Тут Марко не дал ей даже деньги достать, накупил всего сам, что надо, и чего не надо. Пенелопе пыталась остановить его, но потом решила — пусть будет. Часто ли мужчины покупают ей маринованные оливки, чеснок или, уж тем более, мешок молодой картошки? Не обеднеет волк. Раньше ей дарили цветы, конфеты, украшения, рассчитывая на бурную ночь, но картошку еще ни разу. Это было забавно.
Конечно, теперь нельзя не позвать на обед.
Но сначала — отнести все, и еще немного прогуляться по набережной, посидеть на берегу. Необыкновенно…
Потом они готовили вместе, в четыре руки, он помогал, как мог. Пока Пенелопе занималась рыбой, Марко чистил картошку. Готовить категорически не умел, но почистить и порезать брался с увлечением, очень серьезно и ответственно.
И так близко… на ее крошечной кухоньке не развернуться, они едва не толкаясь локтями. Потянувшись на верхнюю полку за солью, он почти обнял ее сзади, коснувшись грудью ее спины, почти непроизвольно коснулся пальцами ее талии… и вдруг замер, словно смутившись. Выдохнул. Сделал шаг назад.
Нахмурился, старательно делая вид, что ничего не было.
Он хотел этой близости, всей душой хотел ее, но не мог…
Что-то не так, что-то мешало, Пенелопе не могла понять. Ему мешало, даже не ей. И чем дальше, тем больше это накрывало его.
Она сначала подумала — дело в метке. В браслете, который больше не работает. В страхе потерять контроль. Марко даже отказался от вина. Пенелопе достала было, хотела налить себе и ему, но он отказался, сказал, что ему нельзя.
Но дело в не этом. Все глубже и сложнее.
Волк сидел напротив нее за столом, подперев кулаком подбородок, смотрел…
— Знаешь, мне кажется, я знаю тебя всю жизнь, — сказала Пенелопе. — Это так удивительно.
И что-то случилось, щелкнуло окончательно.
Он подобрался, насупился.
— Прости, — сказал вдруг. Резко поднялся. — Лопе, прости… это как-то не правильно.
Что?
Он даже хотел было уйти, но она остановила. Вдруг поняла, что не хочет, чтобы он уходил. Было в этом волке что-то такое… Рядом с ним она чувствовала себя обычной девушкой, совсем забывая, про всю работу и всю эту жизнь… чужую жизнь. Рядом с ним она могла быть самой собой… и ничего ему не надо доказывать. Он все понимал. Пусть это лишь на несколько дней, а потом он уедет, и она сама вернется на круги своя, но сейчас… Хоть немного простого человеческого тепла. Это так просто…
— Подожди, — вскочила следом, поймала его за руку. — Не уходи, ладно?
Попыталась заглянуть ему в глаза, но он старательно отворачивался.
— Что-то не так, Марко? Я что-то не то сказала?
— Нет, — сказал он. — Дело не в тебе.
— Не уходи.
— Прости… — он долго стоял перед ней, потом наклонился, поцеловал ее в лоб. — Прости, Лопе. Я, наверно, поступаю как свинья, но… прости…
Болезненно сморщился.
Ему тоже не хотелось уходить. Пенелопе видела, как он тянулся к ней, почти неосознанно, всем телом и… сердцем… и сердце его разрывалось.
— Ты не можешь забыть ту девушку? — тихо спросила Пенелопе, глядя в глаза снизу вверх. — Она много значила для тебя?
Он судорожно сглотнул, облизал губы, пытаясь найти ответ. Он не знал ответа.
Такое смятение в его золотых глазах.
— Ты видишь ее, глядя на меня? Да? — спросила Пенелопе. — Но я — это не она. Представь, что любил мою сестру, как две капли воды похожую на меня. Не меня. И у вас не сложилось… у вас ведь не сложилось, правда? С ней, а не со мной. Я тут не причем. Ты же сам говорил — давай узнаем друг друга получше…
Если она отпустит его сейчас, если он уйдет навсегда — что-то важное потеряется. А она еще даже не разобралась.
Он хмурился.
Она вдруг подалась вперед, прижавшись щекой к его плечу, повинуясь какому-то порыву. Так хотела, чтобы он остался. Обняла.
Он замер, кажется, даже дышать перестал, весь напрягся. Не понимая, как поступить.
Он же хотел ее, хотел быть с ней. Просто не мог себе это позволить. Не мог разобраться в себе.
Пенелопе тихо провела ладонью по его спине, и вдруг в пальцы ударили острые иглы.
— Осторожно, — она весело усмехнулась. — Браслет у тебя больше не работает.
Он дернулся было из ее объятий, но она удержала.
— Не бойся, — сказала тихо. — Просто дыши глубже. Давай. Я научу тебя, я знаю, как справиться. Три глубоких вдоха, давай: раз, два, три… ну, давай же! Хорошо. Теперь вдохни глубже и задержи дыхание. Закрой глаза. И держи, сколько сможешь. Потом медленно выдыхай, постарайся расслабиться. Медленней… не торопись.
Он слушался сначала неохотно, но все больше отдаваясь ее воле. Расслабился. Наконец, открыл глаза.
— Прости… — сказал виновато. — Еще немного, и я…
— Ничего бы не было, — улыбнулась Пенелопе, стало немного смешно. — Эрекция и трансформация несовместимы, либо одно, либо другое. И трансформация у тебя сейчас явно не на первом месте. Просто немного шерсти на спине. Но научиться контролировать это тебе все равно стоит. Ничего сложного. Просто расслабься.
Он покраснел, как мальчишка.
— Ты не испугалась?
Смущался и радовался одновременно.
— Я? — удивилась Пенелопе. — Я же работаю на Гильдию! Да, притом, часто в паре с драконом. Я знаю, что делать, нас учат. Хочешь, я научу тебя?
Она хитро повела бровью, и провела пальчиком по его спине, между лопаток и ниже, к пояснице. Улыбаясь. Видя, что он уже готов сдаться, еще немного, и точно никуда не уйдет. И уже не важно, что будет потом.
— Хочу, — честно сказал он.
Его пальцы, сначала совсем осторожно, коснулись ее плеч, потом скользнули вниз. Одно мгновение, и он подхватил ее на руки.
Пенелопе засмеялась.
— Все, что у тебя было, было не со мной, — сказала она, заглядывая ему в глаза. — Но мы ведь можем начать все заново? Правда? Есть только здесь и сейчас? Для меня ведь тоже есть всего несколько дней нормальной жизни…
Успеть выхватить хоть немного, хоть пару дней, среди череды чужих забав. И своих личных воспоминаний между долгих лихорадочных снов, и немного нежности…
С ним.
Голодный, едва сдерживаемый огонь в глазах волка. Его ведь тянет к ней, он оборотень и успел привязаться, и теперь разорвать эту связь, отказаться — все равно, что умереть. Он пытается…
— Ло-опе… — тихо, нараспев говорит он, словно пробует ее имя на вкус.
— Пина, — улыбается она, — меня брат называл так, и ты тоже можешь, мне нравится… как дома.
Осторожно гладит кончиками пальцев по его щеке, чуть-чуть по бровям большим пальцем, потом тянется к волосам, запуская пальцы в черные кудри. И он тоже тянется к ней, губами. И его поцелуй… Вот так, вдруг решившись, словно ныряя со скалы, без оглядки, жадно и горячо, словно
