Глава 24
Выпускник Шпандау
Итак, всю следующую неделю, пока в Лас-Вегасе кипела жизнь, Уэйн оставался пленником престарелого ученого и сорока четырех президентов. Просыпаясь, он первым делом видел горделивые фигуры с бесстрастными лицами, собравшиеся вокруг его койки. Доктор Флеминг приподнимался в гамаке и начинал отдавать инструкции с помощью пульта. Рейган с Кулиджем приносили Уэйну завтрак, а остальные президенты расходились по лабораториям, где энергично работали над созданием воздушной армии из стеклянных аэропланов. Лишь небольшой отряд оставался сторожить больного – Грант, Эйзенхауэр и Вашингтон, прошедшие военную подготовку. Форд и Картер с неизменными улыбками толкали инвалидное кресло Уэйна, другие же повсюду следовали за ним, спокойно игнорируя просьбы выпустить его из здания.
В первые дни, пока восстанавливалась нога, Уэйн думал, что президенты оберегают его от возможных травм, которые не дали бы ему подготовиться к испытательному полету на «Солнечном аэроплане». Слышно было, как вертолет Мэнсона взлетает и садится в аэропорту Лас-Вегаса. Деятельности явно прибавилось, воздух звенел от напряжения, но оно точно не было связано с поисками Уэйна. По ночам он просыпался от выстрелов с боевых вертолетов, практикующихся над джунглями в стрельбе.
Как-то вечером, спустя неделю после появления Уэйна в «Конвеншн-сентре», от непрекращающегося шума с крыши зала слетело целое облако пыли, и он подъехал на коляске к одному из отремонтированных лифтов, чтобы подняться на смотровую площадку. Доктор Флеминг в одиночестве стоял у ограждения, повернувшись спиной к огням центра Лас-Вегаса. В двух милях к востоку от здания шел воздушный обстрел отдельно стоящего многоквартирного дома, возглавляемый «Си-кингом» Мэнсона. Над «Конвеншн-сентром» стоял грохот, наизготове были ракеты класса «воздух-земля». Уэйн даже разглядел Пако в ярко-желтом шлеме и самого Мэнсона, раскачивающегося на сиденье с видом безумного охотника, любителя крупной добычи. Одна за другой ракеты устремились в сторону дома, пробивая стеклянный фасад. Шум вспугнул птиц, и с озера поднялась разноцветная стая.
– Военные игры, Уэйн, – пробормотал доктор Флеминг. – Одному богу известно, что затеял Мэнсон. Может, по-своему готовится к встрече с гостями. Я слышал, что в лесах Аризоны обитают наемники: индейцы, всякие грабители и прочий сброд. Им будет нелегко поладить с Мэнсоном.
– Доктор Флеминг… – Уэйна взбудоражили свирепость боевых вертолетов и завеса из черного дыма, повисшая над джунглями. – Вы были так добры, ухаживая за мной, но мне надо возвращаться к президенту.
Флеминг внимательно посмотрел на Уэйна, будто с трудом его узнавая.
– К президенту? Разве тебе мало тех, что есть здесь?
– Сэр, я нужен господину Мэнсону.
– Нет! Ты нужен мне, Уэйн, для испытания аэропланов. Это единственный способ сбежать отсюда. Мы все полетим к солнцу!
В тот вечер президенты заступили на первую ночную смену. Пока Уэйн лежал в койке, они без отдыха работали над созданием «Солнечных аэропланов». Доктор Флеминг подгонял роботов, бесконечно отдавая им указания с помощью пульта. Президенты вырезали и придавали форму панелям из солнечного стекла, крепили их к изящной основе фюзеляжа, встраивали линии управления и точки швартовки. Проснувшись, Уэйн обнаружил вокруг десятки этих стрекозоподобных созданий: и одноместные монопланы, и двух-трехместные бипланы, и трипланы с размахом крыльев в двадцать метров и сиденьями для шести пассажиров. Призрачная армия стеклянных аэропланов мерцала в бледных лучах рассвета, готовая к новому дню. Ночью эти изысканные аппараты подрагивали в лунном свете, словно плененные духи, жаждущие избавиться от своих оков. Среди аэропланов терпеливо стояли президенты, потенциальные летчики, явившиеся из фантазий Уэйна о небе и Белом доме.
К концу второй недели было построено двенадцать самолетов. Уэйн хромал по залу, опираясь на клюшку Кросби и наблюдая за созданием летательных аппаратов. Усердие, с которым трудились президенты, при жизни выказывали лишь немногие из их прототипов. Роботы прерывали процесс только в тот момент, когда Флеминг откладывал пульт, чтобы прислушаться к вертолетам и шуму выстрелов с полигона аэропорта.
Во время небольшого перерыва на обед доктор Флеминг навел пульт на больную ногу Уэйна, словно желая заставить ее двигаться.
– Я вижу, ты уже окреп, Уэйн. Ты почти готов к испытаниям первых аэропланов.
– Ну… я не уверен.
Честно говоря, Уэйн не собирался летать на этих хитроумных стеклянных штуках. Не хотелось превратиться в пепел среди раскаленных кристаллов. Вслух он этого не произнес, а сам тем временем ждал благоприятного момента, когда ему хватит сил обогнать конвой из неповоротливых президентов. Как бы ни злился Уэйн из-за заточения в «Конвеншн-сентре», одинокий старик ему нравился. Жаль, что Флеминг нездоров – сейчас его таланты пригодились бы Мэнсону.
Уэйн оторвался от подноса с едой и обвел взглядом неподвижных роботов.
– Доктор Флеминг, я вот что хотел спросить… Одного президента ведь не хватает, верно?
– Какого, Уэйн?
– Господина Мэнсона.
На мгновение в глазах Флеминга мелькнул гнев. Руки у него были в ссадинах от нарезки стекла, в бороде и волосах застряли мелкие, похожие на иней осколки. Казалось, из-за волнений последних дней он постарел сразу на десятки лет.
– Да… Чарльз просил, но я отказался.
– Почему? – настаивал Уэйн. – Он сделал для Соединенных Штатов больше, чем многие настоящие президенты. Он пытается защитить все то, что вы создали.
– Соглашусь с тобой, Уэйн. – Доктор Флеминг вздрогнул от звуков взрыва с полигона. – Но его методы для меня чересчур радикальны. Цинциннати, Кливленд – это все моя вина. Я помогал модифицировать боеголовки на крылатых ракетах и «Титанах». Тогда я не понял, как именно Чарльз намерен защищать Америку. Как самоубийство защищает его самого от собственного тела.
– Доктор Флеминг, ему ведь пришлось уничтожить эти города, – не унимался Уэйн. – Флора и фауна Нового Света потеряла сопротивляемость к бактериям Старого Света.
– Так тебе сказал Чарльз? – Флеминг ковырял левое запястье, пытаясь достать стеклянную занозу. – Да, смертельная эпидемия действительно надвигается – вирус очень опасен, а антидота пока не существует.
– Значит, вы в курсе?
– Конечно. Это самая страшная из всех болезней. Она называется «другие люди». Численность экспедиций возрастает, и скоро они вновь колонизируют эти земли…
Уэйн попытался встать, чтобы, обняв, успокоить разъяренного старика. Бородка Флеминга подергивалась, как стрелка зашкаливающего сейсмографа.
– Вы не правы, доктор. Господин Мэнсон сказал…
– Уэйн! – Флеминг стукнул по кнопкам передатчика, отчего по телам собравшихся в зале президентов прошел спазм. Крылья стеклянных аэропланов с сочувствием завибрировали, как будто пол «Конвеншн-сентра» незаметно покосился. Немного придя в себя, Флеминг добавил: – Хватит называть его «господин Мэнсон». Если хочешь знать, это вообще зовут иначе. Чарльз сменил фамилию из личных соображений, когда его выпустили из Шпандау.
– Выпустили? Он же эмигрировал, – как ни в чем ни бывало, возразил Уэйн. – Шпандау – это американский район Берлина. Когда-то там была тюрьма, – продолжил он, желая проинформировать Флеминга, – где держали военных преступников –
