Но сначала будет теплый зимний вечер в деревенской таверне, в самой глуши Багряной империи, где никто, похоже, понятия не имеет о том, что мир в шаге от гибели. После всего, что с ними случилось, они имеют право напоследок посидеть в тишине. Ведь скоро станет очень-очень шумно.
Друзья и впрямь оказались в таверне, хотя Неми, должно быть, оставила рогатую волчицу где-то в лесу, чтобы не привлекать внимания. В смысле, еще большего внимания. По такому случаю Дигглби вырядился даже причудливей, чем обычно, что само по себе уже о многом говорит. Блестящий тюрбан отражал во все стороны свет камина, а черно-белая дашики[7] хорошо сочеталась с мертвецким гримом. Появиться в таком виде в любой деревенской таверне империи означало дать местным обитателям богатую пищу для разговоров на недели вперед. И это еще не считая девушки с лицом, унизанным кольцами, и с эффектной оперенной тростью в руке. Да и монах с драгоценными камнями вместо глаз диковато смотрелся в деревне, по неизвестной причине вернувшейся к поклонению языческому богу, чей идол красовался на площади. А в довершение всего — суровая физиономия крупной кремнеземки, с косами, выбивающимися из-под шлема с рогами… Вряд ли многие здесь знали, что такие косы и шлем бывают только у вышедшего на охоту Рогатого Волка, не заботящегося о том, откуда взялось мясо на обед, лишь бы оно было свежим.
— Компашка — как в дурном сне, — сказала Пурна, когда они остановились на крыльце и по очереди заглянули через отверстие в промасленной бумаге, которой было затянуто окно.
По какой-то причине она не решалась войти, возможно сожалея о тех словах, что сгоряча сказала паше, или о тех, что не сказала Неми. Однако несколько затяжек биди, выпрошенного этим вечером у Хортрэпа Мрачным, вернули ей бодрое настроение.
— Поправьте меня, если когда-нибудь слышали о подобном: охотница из Кремнеземья, монах, имперский аристократ и ведьма решили посидеть в таверне.
— Все может стать еще глупее, — сделав затяжку, добавил Гын Джу хриплым от дыма голосом, — когда к ним присоединятся дикорожденный жеребец, тапаи из Угракара и франтоватый поэт с Непорочных островов.
— Жеребец? — попытался понять Мрачный сквозь туман в голове. — Я что, похож на лошадь?
— Нет-нет, ты похож… — начал Гын Джу, но Пурна его перебила, что, кажется, вошло у нее в привычку.
— Мальчики, никакая я не тапаи, — тяжело вздохнула она. — Вы мои друзья, и я не хочу больше врать вам. Я родилась в семье торговцев, вовсе не знатного рода. Во имя гор моей родины, надеюсь, что теперь мне станет легче.
— Я думал, все давно это знают, — сказал Гын Джу. — Как известно, есть только тридцать шесть тапаи, стало быть шутка заключалась в том… Подожди, ты в самом деле рассчитывала нас обмануть? Неужели кто-то может на такое клюнуть?
— Э-э-э… — протянул Мрачный, затушив биди, потому что никому больше не хотелось курить, и засунув окурок в петлю на почти опустевшей перевязи. — Я поверил, но, по правде говоря, я ни разу не слышал о тапаи, пока мы с дедом не повстречали тебя, Пурна. Но ты всегда казалась мне благородной, и это гораздо важней, кем бы ни были твои родители. Если вспомнить Чи Хён, то мне сразу понравилась ее идея не обращать внимания на… всякие различия. Никаких благородных кровей и все такое прочее.
— Принцессе легко так говорить, особенно если люди все равно ей подчиняются. — Пурна заметила, как напрягся Гын Джу, и поспешила добавить: — Я просто так сказала, а совсем не для того, чтобы обидеть нашего храброго генерала.
— Вот и сказала бы это мысленно, — проворчал Мрачный. Разговор о Чи Хён напомнил ему, что, пока они болтают на крыльце всякую чепуху, его возлюбленная сражается на Непорочных островах с полчищами монстров. И возлюбленная Гын Джу. Во всяком случае, кого-то из них двоих. — Мы выпьем по стаканчику и вернемся.
— Твоя тыква совсем прокисла, если ты думаешь, что я выйду из таверны раньше, чем трактирщик, — заявила Пурна, шагнув к двери.
Вместо того чтобы успокоиться, Мрачный только сделался раздражительным от саама, а его сердце забилось еще чаще.
— Я хотел сказать, что мы еще успеем вместе с пашой отпраздновать победу, когда соберемся в Отеане. А пока каждый выпитый стакан будет означать, что Чи Хён, Марото и весь Кобальтовый отряд еще на час останутся в опасности и без нашей поддержки.
— Очень мило с твоей стороны подумать, что мне на один стакан потребуется час. — И Пурна исчезла за дверью.
— Эй, с тобой все в порядке? — спросил Гын Джу, положив руку на плечо Мрачному.
Только теперь кремнеземец понял, в каком напряжении пребывал и как крепко сжимал копье, рискуя сломать древко. Словно по волшебству это легкое прикосновение прогнало все беспокойство и вернуло хорошее настроение.
— Да, теперь все в порядке, — ответил Мрачный и лукаво добавил: — Но было бы еще лучше, если бы ты позволил мне еще раз заглянуть под маску, полюбоваться, какой у меня симпатичный друг.
— Как опытный страж добродетели, должен сказать, что нужно немного больше, чем пара приятных слов, чтобы смутить меня, — игриво ответил Гын Джу, и пальцы затанцевали по ладони Мрачного. — Как насчет угостить меня выпивкой?
— Вот гадство, — вздохнул Мрачный. — Я бы с радостью, только все время забываю про деньги.
— Тогда я сам закажу, и будем считать, что ты мне должен, — сказал Гын Джу, а затем приподнялся на цыпочки и поцеловал Мрачного сквозь маску.
Сетка, отделявшая его от губ Гын Джу, лишь сильней воспламенила Мрачного, помнившего, как сладки они на самом деле, но тут непорочный кивнул на дверь:
— Пошли?
— Это стоит дороже, хоть и ненамного, — заметил кремнеземец.
— Мрачный из Мерзлых саванн, это была непристойная шутка?
— Возможно, — ухмыльнулся в ответ Мрачный. — А возможно, и нет, я уже целую вечность не получал удовольствия.
— Не такая уж и глупая идея, если подумать, — согласился Гын Джу. — Но нам пора, и прошу тебя,
