Этой ночью Аня снова уснёт одна, и он не будет чувствовать её тепла. Не будет целовать такие мягкие, манящие губы, вновь ощущая их сладкий, ни с чем не сравнимый вкус. Не будет ласкать свою ари: до стонов, до бессвязного шёпота, до полного изнеможения. До лихорадочного блеска в глазах и быстрого биения жилки на запястьях, которые в порыве страсти будет сжимать.
Но ничего этого сегодня не случится.
Каждую ночь он боролся с собой и с искушением отправиться в покои ари. Понимал, что может причинить ей боль. Ранить сердце или плоть. Сейчас, сорвавшись с магической цепи, дракон был зол как никогда. Сильнее, чем прежде, Ледяной ощущал его раздражение, обиду, гнев. Которые разгорались в Скальде всякий раз, стоило только её увидеть. Даже издали, даже мельком. Здравый смысл тотчас заглушали животные инстинкты. Он боролся с ними и сдаваться не собирался. Но понимал, что бороться будет проще, находясь от своей ари на расстоянии.
Тогда Аня будет в безопасности.
По-хорошему, ей следовало вернуться на Землю. Тем более сейчас, когда стало известно о воскрешении Древней. Но эта упрямица ни в какую не желала поступать разумно, выпроваживала Хордиса и всех, кто пытался её переубедить. И не переставала повторять, что добровольно Адальфиву не покинет.
— Только через мой труп! — заявляла строптивая и тут же горячо добавляла: — Где это видано, чтобы правитель сбегал в час беды, как крыса с тонущего корабля? Я не крыса, если вы этого ещё не заметили, и сбегать никуда не собираюсь. Так и передайте Его Упрямству. Давайте, давайте!
Потерпев неудачу, посланники ни с чем возвращались к императору.
Скальде не желал принуждать её силой. Это снова разбросало бы их по разным краям пропасти, и мосты, пусть и хрупкие, но которые им всё же удалось проложить друг к другу, в одночасье рухнули бы.
Ледяной боялся за свою ари. Боялся, когда находился вдали от неё и не мог защитить. Боялся, когда оказывался с ней рядом, понимая, что, возможно, придётся защищать её от себя самого. Скальде уже готов был проклинать своё второе «я» и древние чары, что каждый тальден впитывает с молоком матери. Из-за них его любовь к Ане порой превращалась в ненависть или близкое к тому чувство. Сильное, всепоглощающее, затмевающее рассудок.
Чувство, почти не подвластное контролю ледяной воли.
Но он справится. Они справятся. Главное, избавить мир от этой твари. Мельвезейн. Выяснить, где она укрывается. И раз и навсегда уничтожить болезнь, которой она стала для Адальфивы.
Тальден очнулся от размышлений, когда в дверь кабинета негромко постучались. Паж и верный слуга Скальде бесшумно проскользнул в комнату, поклонился почтительно и замер на пороге.
— Ваше Великолепие, там… Пленник просит… — Юноша запнулся и, переведя дыхание, продолжил, осторожно подбирая слова: — Просит и даже настаивает на встрече с вами. Говорит, это важно. Крайне.
— Который? — Скальде внутренне напрягся.
Навещать кузена могло быть чревато. Ведь не сдержится же, не сможет, закончит начатое: добьёт предателя. Предавшего не только родную кровь, но и весь мир. Хентебесир клялся защищать Адальфиву и более чем заслужил казни дольгаттами. Однако у Скальде на кузена были другие планы, и убивать его сейчас он не собирался.
Только бы совет старейшин не заартачился. Впрочем, после победы Ледяного, когда уже ни у кого не осталось сомнений в том, в чьей власти окажется Север, те присмирели и затихли. Особенно Тригад, подсунувший Ане яд. В последнее время советник вёл себя как шёлковый. Но от этого желание отправить его к порождённым магией чудовищам не становилось меньше.
— Адельмар Талврин, — прервал ход мыслей ледяного мага паж.
Скальде беззвучно усмехнулся и поднялся из-за стола.
— Что ж, не будем отказывать заключённому в его последнем желании.
Тальден последовал за слугой, сжимавшим витую ножку канделябра. Лепестки пламени тревожно подрагивали, то почти тая во тьме узких коридоров и широких галерей, под натиском сквозняка, гулявшего по Лашфору. То снова вспыхивали ярко и принимались храбро сражаться с полумраком. Густевшим по мере того, как они спускались в подземелье замка.
При виде правителя стражники, охранявшие вход в темницу, подхватились. Игральные кости весело запрыгали по столу и упали на пол, затерявшись где-то на тёмном камне.
— Открой, — бесстрастно приказал Ледяной, обращаясь к одному из охранников.
Мужчина стал торопливо перебирать ключи на массивной связке, недолго повозился с замком и толкнул тяжёлую створку.
Пленник сидел в углу тёмной камеры на узком соломенном настиле. Скованный зачарованными цепями, тянувшими из него магию, с каждым часом, каждым днём он становился слабее. Похудевший, с осунувшимся лицом, тем не менее он встретил Ледяного всё тем же горящим безумством взглядом и полными иронии словами:
— До меня дошли слухи, что Тёмная королева пробудилась и готовится к битве.
— Тебя это не должно волновать. Завтра ты умрёшь, и Мельвезейн очень скоро отправится за тобой, — глядя на сидящего на полу заключённого, холодно проговорил дракон.
Получив в ответ язвительное:
— Ты слишком самоуверен, Скальде Герхильд.
Ледяной досадливо скривился, вдруг осознав, что повторяет свою недавнюю ошибку: снова безоговорочно верит в победу.
— Я бы на месте Вашего Великолепия вёл себя осторожнее. Ведь сейчас от твоих действий и решений зависит не только твоя жизнь, но и судьба целого мира.
— Какое отношение имеешь ты к моим действиям и решениям? — мрачно проронил тальден.
Пленник ответил не сразу. Какое-то время, улыбаясь — безумно, почти что счастливо — просто смотрел на Ледяного, а потом торжественно провозгласил:
— Я знаю, как раз и навсегда избавиться от тёмной стервы.
— Но помощь твоя, я так понимаю, будет не бескорыстной, — усмехнулся Герхильд.
Узник поднялся, хоть это и стоило ему последних сил. Привалившись к стене и тяжело дыша, он медленно проговорил:
— Все мы хотим одного и того же: выжить. Ты, я… этот
