— Это из-за меня, — перебила я. Усилием воли заставила себя шагнуть вперёд, к мужу, а не отпрыгнуть назад от дракона, как несколькими минутами ранее от меня отпрыгнул паж. — И из-за тебя. Из-за нас…
— Аня…
И почему всякий раз, когда он произносит моё имя (моё настоящее имя), мне слышится рычание хищника? Мурашки побежали по коже, но я тут же велела им отложить забег и не отвлекать меня от важного разговора.
— Иногда мне хочется сдаться. — Ещё один шаг, в золотой круг, очерченный догоравшей на письменном столе свечой. Она выхватила из тьмы моё лицо, наверняка бледное, с пятнами лихорадочного румянца на щеках. Его же по-прежнему окутывал полумрак. — Плюнуть на всё и сбежать. Домой на Землю. Но не потому, что боюсь Древней или это вашей войны с зомбиколдунами. Я боюсь другого. Что так будет всегда: лёд в твоём сердце и в глазах, когда ты смотришь на меня. Вот как сейчас… Я боюсь тьмы, что поселилась в тебе из-за меня.
— Если боишься, тогда почему пришла?
Выдохнула облегчённо. Меня не перебили на полуслове, как это бывало раньше. Не поднялись из-за стола решительно, чтобы подхватить под руку и под самым нелепым предлогом выставить из кабинета.
— Потому что ещё больше я боюсь… потерять тебя. Сначала убегала я, теперь ты делаешь всё возможное, чтобы находиться как можно дальше от меня. Но, может, для разнообразия попробуем сделать шаг навстречу друг другу? Скальде, перестань от меня закрываться. Пожалуйста.
Он всё-таки поднялся. И стол обошёл — бесшумно, как будто подкрадываясь. Отчего я ещё сильнее почувствовала себя наивной норушкой, непонятно с чего поверивший в чудо. Что один несчастный разговор изменит что-то к лучшему, а не испортит всё окончательно.
Последнее было более вероятно.
Ну точно сейчас попросит. А скорее, даже просить не станет. Просто выставит за дверь и прикажет стражникам проводить дуру-Лучезарность до её покоев.
Я внутренне напряглась, готовая стоять до конца (победного или фатального — скоро узнаем), но вместо всего, что уже настроилась услышать, услышала тихие слова:
— Аня, я люблю тебя, но магия в моей крови слишком сильна. Силён дракон. Сейчас как никогда.
Меня заклинило на первой фразе, всё остальное бла-бла-бла мозг категорически отказывался переваривать. Это сейчас что такое было? Признание, которое уже и не чаяла услышать? Так себе, конечно, на троечку: мимолётное, обронённое как бы между прочим. Но мне даже этого «между прочим» оказалось достаточно, чтобы вновь почувствовать твёрдую почву под ногами и послать к таграм собачьим все мысли о возвращении к родным пенатам.
Я как-то незаметно оказалась возле стола, а Скальде — возле меня.
— Иногда за его рёвом я не слышу собственного голоса, своих мыслей. Тебе лучше держаться от меня подальше, — сказал тот, кто в данный момент держаться от меня подальше явно не собирался, а наоборот, сокращал расстояние между нами, безжалостно его уничтожая. Из-за чего треклятые мурашки снова приготовились к старту. — А не делать шаги мне навстречу. Потом мы что-нибудь придумаем. Позже. Но сейчас я не могу бороться со всеми вами: с Древней, тобой, драконом.
— Со мной бороться не надо. И с собой тоже, — тихо возразила я, подаваясь от стола к ледяному магу. И тут же обратно, когда глаза Герхильда от этого порывистого движения затянуло туманом звериной ярости. Рискуя утонуть, захлебнуться во тьме драконьего взгляда, тем не менее внимательно посмотрела на Скальде. — Он не сможет меня принять, если ты продолжишь сдерживать его, подавлять.
И снова губы плотно сжаты, руки напряжены. Снова от него веет холодом, пробирающимся под платье и дальше. Но этот холод вместе с близостью Ледяного обжигает похлеще раскалённого под солнцем песка какой-нибудь Сахары, и начинает казаться, будто со мной вот-вот случится самовозгорание.
Сейчас его глаза были, как грозовое небо над долиной, в которой состоялся злосчастный поединок, а в моих застыла одна только надежда, чтобы не оттолкнул снова, не начал говорить, что мне следует возвращаться к себе, усаживаться возле камина с очередным ледяным цветиком и смотреть на маму с бабушкой. Герхильд надеялся, что ностальгия по близким окажется сильнее моих к нему чувств, и я уступлю уговорам, вернусь на Землю. Потому и забрасывал меня цветами.
Я по родным действительно скучала, но даже тоска по ним не могла заставить отказаться от Скальде, от своих к нему чувств. Сейчас ещё более ярких, острых, почти болезненных. От которых мутился рассудок и начиналось самое настоящее головокружение.
— Ты боишься тьмы во мне, а я боюсь сделать тебе больно. Потому и убегаю, Аня. Отталкиваю, стараюсь не видеть тебя, не слышать, не чувствовать с собою рядом. Это может быть опасно. Для тебя.
Сейчас я чувствовала тяжесть ладони на своём плече. Прохладные пальцы задевали шёлковое обрамление наряда, а потом скользнули выше по оголённой коже к такой чувствительной впадинке над ключицей. Воздух вокруг вдруг странным образом накалился, так, что даже стало трудно дышать.
— Но тем самым ранишь меня ещё сильнее. Хочет твоё второе «я» меня ненавидеть, пожалуйста, я не против. Но пусть не думает, что отвечу ему тем же. Так и передай своему зверю, что я не сдамся. Пусть рычит, ревёт или что он там у тебя в голове выделывает. Не отступлю. Потому что я тебя… вас обоих, безумно люблю.
Моё собственное признание показалось мне куда более проникновенным. На пятёрочку. Может, с минусом, потому что сказано было дрогнувшим от волнения голосом.
Зато искренне.
— Отпусти его, Скальде. Отпусти себя. Позволь любить вас обоих. Узнать лучше его и тебя.
— Ты не понимаешь, о чём просишь.
Он попробовал отойти, вновь выстроить между нами стену, но я не позволила. Удержала за руку, вцепилась в его рубашку.
— Он выбрал меня, а значит, не сделает мне больно. Я в этом уверена. И ты не бойся.
— Аня, — простонал сквозь зубы.
— Перестань с собой бороться. И со мной тоже, — закончила еле слышно.
Тальден шумно выдохнул,
