Призрак дома на холме. Мы живем в замке

оставался узкий, круг знакомых – они изредка наведывались на собственных машинах и подкатывали к дому по аллее. Хелен Кларк приезжала на чай по пятницам, а по воскресеньям по дороге из церкви заглядывали то миссис Шепард, то миссис Раис, то старуха Кроули: они сокрушались, что мы опять пропустили чудесную проповедь. Ответных визитов мы не наносили, но они приходили регулярно, отсиживали несколько минут – как подобает; иногда приносили цветы из своих садов, книги или ноты – пусть Констанция попробует сыграть эту вещицу на арфе; разговаривали церемонно, смеялись приглушенно и неизменно приглашали нас к себе, хотя знали, что мы не придем. С дядей Джулианом они были обходительны, терпеливо выслушивали его речи, а нам предлагали покататься на машине и называли себя нашими друзьями. Между собой мы с Констанцией поминали их обычно добрым словом: они ведь искренне верили, что их визиты нам в радость. По тропинке они не ходили. Иногда заглядывали в сад: сестра показывала им чудесную новую клумбу или срезала для них черенок розы, – но ни на шаг от нее не отходили; потом садились в свои машины у парадных дверей и отбывали по аллее через ворота. Несколько раз приезжали мистер и миссис Каррингтоны – узнать, как мы справляемся; мистер Каррингтон был когда-то папиным близким другом. В дом они никогда не входили, от угощения отказывались – просто подъезжали к парадному входу и разговаривали, не выходя из машины, очень недолго. «Как вы справляетесь? – всегда спрашивали они, переводя взгляд с Констанции на меня и снова на Констанцию. – Как же вы справляетесь совсем одни? Может, вам чем-нибудь помочь? Не стесняйтесь, просите. Как вы справляетесь?» Констанция всегда уговаривала их пройти в дом: нам в детстве внушили, что держать гостей у порога – дурной тон, но Каррингтоны в дом не шли.

– Интересно, – сказала я, вспомнив о них, – если я попрошу у Каррингтонов лошадь, мне подарят? Я б каталась по большой поляне верхом.

Констанция повернулась и, нахмурясь, долго глядела на меня.

– Ты не попросишь, – проговорила она наконец. – Мы ни у кого ничего не просим. Запомни.

– Да я шучу, – сказала я, и она опять заулыбалась. – И нужен-то мне на самом деле крылатый конь. Мы бы с ним катали тебя на Луну и обратно.

– А помнишь, как ты мечтала завести грифона? – сказала она. – Ладно, мисс Бездельница, бегите-ка накрывать на стол.

– В тот последний вечер они ужасно ссорились, – произнес дядя Джулиан. – Она говорила: «Я не потерплю, я не вынесу этого, Джон Блеквуд», а он говорил: «У нас нет другого выхода». Я, разумеется, подслушивал у двери, но подошел слишком поздно и не понял, о чем речь. Наверно, опять о деньгах.

– Но они жили вполне мирно, – сказала Констанция.

– Да, они были предельно вежливы друг с другом, племянница; вероятно, это ты и принимаешь за мирную жизнь, но не дай нам Бог такого мира. Мы с женой всегда предпочитали поорать друг на друга вволю.

– Не верится, что уже шесть лет прошло, – сказала Констанция. Я взяла желтую скатерть и отправилась на лужайку накрывать на стол, а Констанция за спиной у меня сказала дяде Джулиану: – Иногда кажется, все отдам – только бы их вернуть.

* * *

Мне в детстве верилось: вот вырасту большая и дотянусь до самого верха окон у мамы в гостиной. Окна огромные – стекло снизу доверху; дом замышляли как летний, но зимнего пристанища у нас так и не появилось, и поэтому папа установил отопление; по закону нам должен был достаться дом Рочестеров в поселке, только нам его не видать никогда. Окна в гостиной занимают всю стену – от пола до потолка; до верха я так ни разу и не дотянулась; голубые шелковые занавески больше четырех метров длиной – мама неизменно сообщала об этом гостям. В гостиной два больших окна, два таких же высоких в столовой – напротив, через прихожую. Все фасадные окна снаружи кажутся узкими, а дом благодаря им представляется мрачным и высоким – выше, чем на самом деле. В самой же гостиной чудесно. Мама привезла в приданое стулья с золочеными ножками, здесь стояла ее арфа, и комната сияла бликами зеркал и стекол. Нам с Констанцией удавалось посидеть там только по пятницам, когда к чаю приезжала Хелен Кларк, но содержим мы все в идеальном порядке. Констанция моет окна и забирается на стремянку, чтобы достать до самого верха; мы протираем фигурки из дрезденского фарфора, которые стоят на камине; я накидываю на щетку тряпку и смахиваю пыль с лепнины; лепнина кудрявится по потолку, точно крем по свадебному пирогу: фрукты, листья, ленты с бантиками, а из них выглядывают купидончики; я пячусь вдоль стен, глядя вверх, голова кружится, Констанция подхватывает меня, и мы весело смеемся. Потом натираем полы и подштопываем обивку с выпуклым узором роз на стульях и кушетках. Золотой волан венчает высокие окна, а золотой орнамент обрамляет камин. В гостиной висит мамин портрет. «Я не потерплю беспорядка в моей чудесной комнате», – говаривала мама, и нас с Констанцией раньше туда вообще не пускали, а теперь у нас тут все сияет и блестит.

Мама всегда накрывала чай своим гостям на низеньком столике возле камина, теперь здесь устраивалась Констанция. Она садилась на розовый диван под портретом мамы, а я – в угол, на стульчик. Мне доверяли разносить чашки и блюдца, подавать бутерброды и пирожные, но чай она наливала сама. Я пила чай потом, на кухне: никогда не ем, если кто-то смотрит. В тот день, когда Хелен Кларк пришла на чай в самый последний раз, Констанция накрыла на стол как обычно: красивые тонкие розовые чашки – мама тоже их предпочитала – и два серебряных блюда: на одном бутерброды, на другом пирожные с ромом; еще два таких пирожных ждали меня на кухне – вдруг Хелен Кларк все съест. Констанция сидела на диване очень спокойно, сложив руки на коленях. Я стояла у окна и поджидала Хелен Кларк – она никогда не опаздывала.

– Тебе не страшно? – спросила я Констанцию, и она ответила:

– Нет, ничуть. – Да и не глядя, просто по голосу, я чувствовала, что она и вправду спокойна.

* * *

Машина показалась из-за поворота, и я увидела в ней двоих!

– Констанция, она еще кого-то привезла!

Констанция на мгновение замерла, а потом твердо сказала:

– Ничего, все обойдется!

Я обернулась: сестра была по-прежнему спокойна.

– Я их прогоню, – сказала я. – Пускай впредь думает.

– Не волнуйся. Вот увидишь, все обойдется.

– Я не дам им тебя пугать.

– Рано или поздно, – сказала она, – мне придется сделать первый шаг.

Я похолодела.

– Я их все-таки прогоню.

– Нет. Ни в коем случае.

Машина остановилась возле дома, и я пошла распахнуть двери; отперла я их загодя, поскольку делать это перед носом у