Гостиницу мне забронировал отчим через свою организацию, однако трояк в паспорт я положил, чтобы нашёлся одноместный номер.
Остаток дня провёл плодотворно. Зашёл на почту, купил ящик для посылок. В номере быстро собрал фанерную коробку с наклеенными на крышку корешками собрания сочинений Брет Гарда. Почему его? Помимо приличной сохранности переплётов, дело в авторе. Он не на слуху, воровать его книги точно не будут. Скажем, книгами Джека Лондона мог кто-нибудь и заинтересоваться. А вот пересылка сочинений Ленина была бы подозрительной, дураков в органах мало. Внутрь коробки легла шкатулка с империалами из клада Чалдона и ещё одна с червонцами, выменянными на чекушку золотого шлиха. Монеты, полученные на шестнадцатилетие, я в третью коробочку определил. Всё аккуратно обёрнуто в толстое полотно и обвязано бечевой. Промежутки засыпал наломанной крошкой пенопласта.
На почте хоть бы одним глазком посмотрели на содержимое посылки. Зря старался! Зато тётка-приёмщица стала дуть в уши, что ценные отправления положено обшивать. Сделал вид, что повёлся и переплатил рубль за дополнительное усиление ящика. Его положили в белый мешок и обвязали верёвкой. Обманули меня, маленького. Отправил посылку простой почтой, до конца марта должна дойти, а там Миша Зайцев должен будет получить.
Ему всё едино ехать придётся, контейнер с икрой уже едет по железной дороге в Туапсе. Коля Ким, в свете разговора с Кузьмичом, туда не поедет. Они поговорили с Нинкой и Михой, решили надеяться на честность получателя. Ведь если он их захочет кинуть, то кинет, как маленьких — документы оформлены, груз ушёл, теперь его не остановишь. Да и я за Кайнына поручился, сказал “правильный пацан”.
На завтра новые хлопоты. В прошлый раз я разведал, где находятся сберкассы с вкладами Чалдона. Теперь Милютов пойдёт их закрывать. Деньги брать не буду, наоборот, при возможности добавлю для округления суммы. Аккредитив — наше всё. Процент по вкладам маленький, по меркам 21-ого века 2 % смешные деньги. Однако тридцать девять тысяч рублей на счетах превратились в сорок на аккредитивах. Но почти весь день на стояние в очередях четырёх сберкасс я угробил, еле успел на встречу с Алёнкой.
Их опять поселили в интернате, но мне там показываться категорически запрещено. Потому мы договорились встретиться у кинотеатра Камчатка. Да, там же, где встречался с Сонькой… Питер знаю плоховато, потому и выбрал знакомое место. Сходили в кино, поцеловались немножко, проводил её обратно до интерната. Договорились, что завтра встретимся в обед.
До встречи я по традиции зашёл к спекулянту в фотоателье. Тот встретил меня, как родного и сразу достал Nikon F2. Я ему говорю:
— Этот аппарат уже видел месяц назад. Почему он ещё не продан? Что с ним не так?
— Цена не такая. Хозяин вот-вот в плаванье уйдёт, а вещью никто не интересуется. Три раза цену скидывали, не берут и всё. Дешевле не бывает.
— Крутишь. За дёшево ты сам бы купил и летом на материк бы отвёз.
— Да?! А у кого на материке деньги есть? Наши хоть для понтов покупают, а там… — продавец горестно махнул рукой. — Ты думаешь мореманы всё в магазине берут? Нет! У местных блатных. Те нашим ворованный шмот, а морячки что могут в обмен дают. Хочешь, приходи завтра, сам с хозяином поговоришь.
Договорился завтра вернуться и побежал к Алёне. Мужик я или нет? Хочу свою девочку чуток приодеть.
Покормил в кафе, затем завёл в Альбатрос. Магазин для моряков, торгует только за боны, потому всех туда не пускают. Но нахальство второе счастье. Предъявляю на входе книжку бон и, пока не спросили книжку моряка, громогласно заявляю: “Она со мной!” Быстро вталкиваю девчонку в магазин. У подружки душевное смятение, пока не пришла в себя, подвожу к отделу, где торгуют женскими вещами.
За прилавком стоит женщина-гора. Про таких говорят: “Одной сиськой двоих убьёт.” Белый шёлковый халат. Волосы уложены кудрявой копной. На лице полнейшее отрешение от всех земных дел. Тело застыло в подобии мраморной статуи. Привлекаю к себе внимание:
— Извините. Скажите, пожалуйста, вас можно попросить?
Брезгливая гримаса “отрывают тут всякие от дел”. Взгляд гиганта на пигмея.
— Чего надо?
— Вы не могли бы помочь моряку одеть свою девушку? Я в женских вещах ничего не понимаю, а она стесняется.
Взгляд потеплел. На пару градусов, не больше.
— Эту что-ли? — Тяжёлый взгляд рентгеном прошёлся по Алёнке. — Сколько бон есть?
— Двадцать пять рублей.
Предъявляю неначатую книжку. Она изымается и следует команда растерянной девочке:
— Иди сюда! — и мне — Пойди, погуляй пока.
— Алёнка, побудь здесь. Я сейчас тебе шоколадку куплю.
Уйти не удалось. Был остановлен командным рыком:
— Ещё боны есть?
— Немного. Вот!
Показываю сильно прореженную книжку, оставшуюся с прошлого раза. Она так же изымается у меня из рук. Причём Алёне поясняется:
— Нечего их баловать. Тебе шоколадку, себе пива и бутылку. Обойдётся. Самой найдётся чего купить.
Быстро пролистываются обе книжки и следует трубный клич:
— Катюша! Пробей пацану тридцать восемь двадцать.
Отношу в кассу возвращённые книжки, возвращаюсь с чеком. Тут же меня отгоняют, чтобы не мешался. Смотрю другие витрины и иногда до меня доносятся отзвуки житейской мудрости: “Белый, чёрный и телесного цвета обязательно… Неделька — это не носить неделю, а менять каждый день… Все мужики козлы, а ты овца. Если порвёт своими лапами, ничего не скажешь. Потому бери…” Долго гулял по магазину, пока наконец подозвали.
Алёнка уже стоит в новой женской куртке-аляске. Шапочка другая и полусапожки тоже. Её старые вещи завёрнуты в плотную бумагу и перевязаны шпагатом. Два фирменных синих пакета с корабликом у девочки в руках. Женщина-гора выдаёт мне, как орден, красно-белую коробочку с надписью “KOHINOOR”, с наказом: “Все сразу не трать!” и вновь замирает статуей.
Выходим из магазина, девочка сразу спрашивает:
— Чего она тебе дала?
