– Маму я вам не верну.
О, он знает, знает. Но твердит одно: «Как только я увижу брошь, то сразу почувствую, что мама рядом».
История появления брошки уходила в начало двадцатого века, след терялся в Одессе, в подвале неизвестного ювелира. Ее заказал для бабушки, балерины, страстный поклонник, по наследству она перешла к дочери. Авторская работа – это уже хуже… Ада внутреннее содрогнулась, представив, что ей придется искать нечто фантастическое, плод воображения подпольного умельца. В ход пошли альбомы с искусством начала двадцатого века: модерн, русский модерн, каталог дореволюционных ювелирных изделий.
– Понимаете, брошь пропала в блокаду, и я думал, что это пустяки, даже не вспоминал о ней. А в последнее время то одно не заладится, то другое. Партнер по бизнесу сбежал с деньгами, крупный заказчик повесился, кредит не отдать. Мечусь, как рыба в сетях. А тут звонок: «У тебя есть дочь, ей десять лет». И она умирает, острый лейкоз. Нужны деньги на трансплантацию костного мозга.
А где мне деньги взять? Я весь в долгах. Но мне их было проще найти, чем ей. Еще занял, все, что мог, продал. Разве может женщина так злиться, чтобы ребенка скрывать?
Операция не помогла. Костный мозг не прижился. Чужие клетки атакуют печень, легкие. Врачи руками разводят, сделали все, что смогли.
И тогда я понял! Понял! Связь утрачена – в этом все дело. Нарушена преемственность. И если я достану эту брошь… Она должна быть у моей дочери. – Взор его прояснился. – Конечно, ту самую вещь не вернешь. Но можно сделать такую же. Мне говорили, что вы творите чудеса.
Ада вздохнула – иногда репутация чудотворца давит тяжким грузом.
– Вам, наверное, кажется, что я ненормальный? Думаю, что какая-то древняя брошка спасет жизнь моему ребенку? – Слезы заструились из серых подслеповатых глазок.
Ада ответила ему честно:
– Нет, вы нормальный, просто у вас горе.
И конечно, он просит успеть до Нового года, потому что, кто знает, сколько времени осталось его девочке. Ада рисовала эскиз за эскизом, а он отвергал их один за одним. Она отменила встречи. Вызвала на подмогу двух толковых дизайнеров. И к двум часам дня картина прояснилась, они сделали черновой эскиз, в котором клиент признал украшение своей матери.
Когда она сказала Рашаду аль-Хашми, что он мог бы вести бизнес в России, тот захохотал:
– Зачем? Там скоро на нефтерубли даже хлеба не купишь, не то что бриллианты!
– Ты, видимо, знаешь больше, чем я, – процедила она сквозь зубы, с усилием подчиняясь принятому на Востоке стилю общения женщины с мужчиной.
– Так и есть, – самодовольно улыбнулся он.
– Но так будет не всегда, – возразила она. – Ты сам говорил, что мы стойкий народ. Мы не раз залезали в яму и всегда успешно из нее выбирались. Мы что-нибудь придумаем. К тому же предметы роскоши лучше всего раскупают именно в кризис. Люди живут как в последний день. И они хотят себе сразу все, а еще желательно то, что можно передать по наследству, – например, драгоценности «Аль-Хашми».
* * *Она заехала домой – переодеться. Открыла сейф, чтобы выбрать украшения на вечер. Потянулась к сапфирам, тем самым, что она отыскала во Флоренции, когда ездила туда с Марком. Крохотная лавочка, даже не ювелира, а барахольщика-антиквара. Сапфировое ожерелье, как небесный свет в оправе. Или это было раньше, когда она работала стюардессой? Память – такая непрочная штука…
Сапфиры казались теплыми на ощупь. Греют в мороз не хуже шерстяного шарфа. И потом, они так подходят к палитре художника, чью выставку она откроет сегодня в зале Главного штаба: произнесет официальную речь, будет отвечать на вопросы журналистов, рассказывать про художника-затворника и доносить до всех скептиком мысль, что творческие люди не такие, как все, они могут позволить себе причуды…
…Из музея выпроваживали последних посетителей, Ада еще раз обошла экспозицию, проверила, все ли на местах, все ли верно подписано. С современным искусством случаются казусы: то картину вверх ногами повернут, то повесят «лицом» к стене. Зал держали закрытым, таблички сообщали, что идет монтаж выставки, посторонних просили не входить, тем не менее, дверь скрипнула и в зал вошел незнакомец – всех работников музея и своих гостей Ада знала в лицо. Мужчина бросился к ней, как к старой знакомой:
– Ада Аркадьевна!
– Простите? – холодно переспросила она. – Вы имеете право здесь находиться?
– Разве правила не для того созданы, чтобы их нарушать?
– Нет, не для этого, – твердо произнесла она, но приняла протянутую визитку. Имя ей ничего не сказало. – Адвокат? Вы адвокат? Но мне не нужны ваши услуги.
Солидный мужчина средних лет, в дорогом костюме. Когда он подавал визитку, Ада отметила, что руки у него ухоженные, ногти отполированные. И весь он лучился от благополучия и самоуверенности. Но стоило ему прищурить глаза, как в его продуманном облике так и сквозили манеры озорного мальчишки.
Незнакомец ухмыльнулся:
– В данном случае я выступаю как простой посредник. У меня к вам выгодное коммерческое предложение.
– Что вы хотите? А выгодно это или нет, буду решать я.
– Что я хочу, не имеет значения, – заулыбался адвокат, поигрывая бровями. – После мы, конечно, можем это обсудить… – Он сделал многозначительную паузу.
«Надо же, какой самодовольный засранец», – подумала Ада.
– Желание моего клиента – вот что я призван вам озвучить.
– Можно поскорее? Я немного занята.
– О! – Адвокат огляделся, будто только сейчас понял, куда попал. – Небольшой вернисажец? Интересно. Говорят, это жутко модный художник. Я, конечно, не специалист, может, вы мне объясните, что в нем хорошего? На мой взгляд, обычная мазня. Маловразумительная к тому же.
– В двух словах не объяснить, что в нем хорошего.
Адвокатишка залился противным смехом:
– Наверняка можете и в двух словах, но на меня не хотите их тратить. Что ж, я не гордый. Попробую сам разобраться. Вот эта, – ткнул он в гигантское полотно, – кажется лучше других, и не только из-за циклопического размера. Кровавый океан под закатным солнцем. Что-то в этом есть, как ни крути. Знаете, создается такое ощущение дисбаланса, оно добавляет тревожности. Нервы начинают трепетать, потому что разум постичь изображенного не может. Солнце заходит, а небо по-прежнему сияет, будто сложенное из драгоценных камней. Потрясающий цвет! И эти волны… их окрасил не закат. Это кровь. Это место битвы или казни. Или вот этот водоворот, – резко шагнул он к картине напротив. – Смотришь на него и думаешь: что в нем такого? Почему все нутро у
