Ника даже начать работу не дала…
Но, подумав и прикинув варианты, все же справился и с этой нелегкой задачей и к четвертому часу ночи был абсолютно свободен.
На всякий случай, заварил внутренности механизма замка, чтобы исключить неожиданности, а ключ выкинул в темноту под цветочной клумбой.
— Как наши успехи? — Отзвонился я юристу.
— Есть сложности, — обтекаемо пояснил он. — Ваше присутствие будет не лишним.
Пришлось ехать.
Высотки в центре города, названные помпезно и с большим значением, несмотря на видимое величие и внешний вид космических кораблей, словно приземлившихся посреди малоэтажной застройки центра, по сути своей являлись настоящим парадоксом. Как и все здания выше определенной отметки, строились они под аристократическим гербом, и в этом не было особой загвоздки — разве что земля под зданиями так и осталась в собственности императорской короны. Так, в общем-то, делать не принято — строить на чужой земле аристократу, это неплохой такой шанс в один момент получить предложение взять свое здание и идти с ним на все четыре стороны.
Но это меркло перед тем, что род Глинских, выстроивших все пять высоток, принялись банально сдавать построенные площади в аренду.
То есть, сдавать исконное право на высоту всем, у кого окажется достаточно денег. Для большинства старых семейств это было настолько же дико, как отдать в аренду иные священные права, как ту же кровную месть или свободу от налогов. То, что достигалось потом и кровью поколений предков, теперь можно было купить — и это шокировало, не на шутку.
Те же, кто родился без герба над детской кроваткой, приходили от такой высоты в священный восторг, полагая возможность занять хоромы на самом верху — способом сравняться с аристократами. Да что там сравняться, стать выше иных из них — далеко не каждый род мог позволить себе строить здание в столице. Фактически, овеществленное представление высшего успеха в жизни.
Третья сторона этого противоречия между обществом и аристократами — император — не давал прямых комментариев. То есть, не соглашался с аристократами, что такой позор нужно снести, а Глинских наказать. Опять же, император не выступал и в их пользу, как-либо защищая. Защита, правда, Глинским и не была нужна — с такими деньгами, которые они гребли, род мог позволить себе нанять сильнейшие отряды одаренных наемников и выйти на уровень средних князей по силе.
Говорят, императору было просто интересно, кто из его подданных забирается на самый верх башни. А там и налоговую декларацию можно поднять — ведь лезут же бездумно, как мотыльки на свет… Так же говорят, что иных вознесшихся на вершины, но не запятнавших репутацию слишком грязными деньгами, император, присмотревшись, вполне мог одарить гербом… Но это по тем слухам, которым не было ни единого реального подтверждения. То ли Глинские их оплатили, то ли ИСБ…
И где-то там, в центральной башне под названием «Созвездие» должен был быть Артем.
— Мне на двадцать восьмой этаж, — обратился я к консьержу у входа.
Машину оставил на парковке перед зданием, а сам прогулялся до парадной.
— Секундочку, — степенно ответил мужчина в форме английского лакея и взялся за трубку домофона.
Я же оглянулся вокруг, констатировав, что представление о роскоши, приличествующей аристократической высотке, у дизайнеров, которых наняли Глинские, не имеет ничего общего со спокойной и антикварной реальностью. Хотя, быть может, так и было сформулировано техническое задание — стекло, позолота на пластике, колоннады из гипса поверх железобетонных свай. Ампир и дорого-богато.
— Вас ждут, прошу проследовать к лифту, — указал он с полупоклоном направление ладонью.
— У нас может быть шумно, — нашел я секунду, чтобы предупредить.
— Предыдущие гости поставили в известность, — после чуть нервной паузы сообщил он. — Они были достаточно убедительны, чтобы я об этом не забыл.
— Вот и славно, — проследовал я в железный короб лифта, мягко подхвативший за подошвы и понесший вверх.
Нужный номер апартаментов был сообщен заранее, оттого не было заминки с поиском двери. Да и та оказалась не запертой.
Потянув на себя ручку, зашел в ярко освещенную прихожую, откуда отлично просматривалась скромная кухня, с которой приветственно качнули руками мои сотрудники, не прерывая поздний ночной перекус наспех сделанными бутербродами за белым столом под аляповатого вида хрустальной люстрой. На вид, конечно же, они были усталыми, но пока успешно отгоняли сонливость кофейными ароматами, шедшими из больших кружек. Что поделать — ненормированный рабочий день. Вот когда дело дойдет до премиальных, вспомнят о нем с теплотой…
Я же проследовал в гостиную, прячущуюся до времени за бежевой межкомнатной дверью. Больше комнат в апартаментах все равно не было — «высоту аристократов» было выгодно нарезать однушками, продавая скорее статус и вид из окна, чем удобную площадь для проживания. Хотя, разумеется, были даже пятикомнатные хоромы, причем гораздо выше этажом — но масштаб нашего мошенника вряд ли потянул бы тамошние космические цены.
Распахнул дверь, вежливо поздоровался с Артемом, сидящим на диване вместе с каким-то мужиком под сорок — сорок пять лет.
Был тот мужчина в одной белой майке и серых семейных трусах, на босу ногу — визит явно застал его спящим. Вон и широкая постель возле окна расправленная — хотя белье скорее скинуто на пол, а матрас перекошен, как от рывка. Да и прочий интерьер выглядел весьма неопрятно, будучи свален большей своей частью на ковер. Разве что огромная плазменная панель, будучи закрепленной на стене перед кроватью, этого избежала.
Но Артема, который своей огромной рукой придерживал мужика за плечо и сейчас укоряюще указывал на бумаги, разложенные перед ними на журнальном столике, окружающий бардак нисколько не смущал.
— Пан Янковски, ну как же так, — мягко пенял ему Артем, кивнув мне. — Опять ваша подпись сама на себя не похожа. Мы уже пятый раз перепечатываем договор, ну что вы как ребенок.
— Я из Свиты князя Ружинского, — бормотал тот потерянно, глядя перед собой, а рука его с сжатой в пальцах ручкой дрожали. — Я не собираюсь ничего подписывать. Я требую, чтобы вы уведомили князя Ружинского.
— Что-то не так? — Спросил я.
— Врет про князя, — категорично произнес Артем. — Врет и сам верит.
— Понятно, —
