Рейчис подошел к нам и обнюхал Дексана.
— Он врет, — он снова принюхался, а потом зарычал. — Он что-то скрывает.
Я понятия не имел, откуда Рейчис знает, но так как другой надежды у нас не было, я опустился на колени и снова посмотрел в глаза Дексану.
— Белкокот думает, что ты нам чего-то недоговариваешь.
— Значит, не надо полагаться на бессловесную тварь и давать ей думать за тебя.
Рейчис заворчал и выгнулся.
— Келлен, дай мне пять минут. Мы поговорим наедине.
Я одарил Дексана моим самым грозным взглядом — который, скорее всего, был так себе.
— Может, ты и прав. Может, Рейчис просто чует вонь, которая липнет к типам, что превращают детей в шпионов и рабов. — Я снова поднялся на ноги. — Поэтому я заранее прошу прощения, если вдруг окажется, что он ошибся, — я посмотрел на Рейчиса, который уже ухмылялся своей жуткой дикой ухмылкой. — Ты всегда говоришь, как тебе нравится есть глаза. Вот твой шанс.
Белкокот пополз к Дексану, словно тот был мышью, и начал взбираться по его ноге, не переставая ворчать. Меткий маг по найму попытался его стряхнуть, но тот запустил в него когти и не сдавался. Фериус зацепилась за меня взглядом. Прежний шок у нее уже прошел, и я понимал: она говорит мне, что не позволит пытать Дексана. К счастью, даже когда Рейчис не пробует вырвать людям глаза, он, если захочет, может здорово напугать. Он не успел даже лизнуть веки мага, как тот завопил и стал просить пощады.
— Ладно, ладно! Я все скажу! Только уберите его!
— Пожалуй, пусть скажет, Рейчис.
Белкокот посмотрел на меня.
— Но он же и с одним глазом прекрасно сможет говорить, разве нет? — парировал белкокот.
Дексан уже не мог остановиться.
— Есть другой способ избавиться от червя, но это опасно. И сначала я хочу заключить сделку.
— Какую сделку? — спросила Фериус.
— Вы меня отпускаете. Позволяете уйти и даете мне три браслета как страховку. Мир жесток, и мне может понадобиться услуга сильных мира сего.
Аргоси поставила ногу ему на грудь.
— Парень, ты никогда больше не подчинишь никого своей воле. Ты вылечишь девочку, а мы отпустим тебя, и живи своей жалкой жизнью, пока тебя земля носит. Вот наше лучшее предложение.
На лице Дексана появилась тень усмешки — но потом он увидел, как смотрит на него Фериус. Она так умеет — не знаю, как это и что это, точно не магия, но и не что-то естественное, и я еще не встретил никого, кто мог бы ответить ей таким же взглядом.
— Хорошо, — сказал он и взглянул на меня. — Только держи эту чокнутую и проклятого белкокота от меня подальше, — он посмотрел на Сенейру. — Будет больно.
— Мне плевать, — сказала она, и ее почти трясло от злости и страха. — Я только хочу, чтобы из меня извлекли эту штуку.
— Знаешь, как действуют контрсигиллы джен-теп? — спросил Дексан.
Вопрос застал меня врасплох. От одной мысли о том, что со мной сделали родители, мне становилось плохо. Я кивнул.
— Это работает почти так же. Сложная штука, и нужна магия дыхания, чтобы направить течение металла и не дать пациенту умереть во время операции, — он кивнул на свои путы. — Поэтому лучше развяжите меня, пока мне окончательно не свело руки.
Я уже хотел начать распутывать узлы, когда Сенейра сказала:
— Нет.
Мы все повернулись к ней.
— Говоришь, тут замешаны чары? Тогда я хочу, чтобы это сделал Келлен, — она протянула руку и коснулась татуировки на моем предплечье. — Ты же владеешь магией дыхания, да?
Это была единственная доступная мне магия, но дело-то было не в этом.
— Сенейра, я никогда не делал того, о чем он говорит. Работать с металлами для татуировок опасно. Я могу ослепить тебя, а то и хуже.
— Мне плевать. Я не позволю этому человеку до себя дотронуться, если есть другой выбор, — она взяла меня за руку. — Пожалуйста, Келлен. Я верю, что ты не причинишь мне вреда.
Отлично. Если бы я сам верил в себя.
51
ПРОЦЕДУРА
Мы с Сенейрой сидели друг напротив друга на развалинах жилища Дексана. Я поставил между нами маленький столик со всеми необходимыми инструментами. Два набора металлических чернил кипели и пузырились в крохотных стеклянных сосудах на двух жаровенках, и огонь отбрасывал красные и синие блики.
— Готова? — спросил я.
Сенейра кивнула.
— Готова.
Она отважно не давала своему голосу задрожать, но ужас, читавшийся в ее глазах, было не спрятать. Ей будет больно, и она об этом знает.
Я заставил Дексана повторить ход операции три раза, чтобы убедиться, что он не поменяет мелкие детали в каждом пересказе. Фериус присматривала за ним, а Рейчис, обвившись вокруг шеи Дексана, вкладывал ему в ухо почти нескончаемый поток угроз. Хотя она и не понимала, что он говорит, Фериус притворялась, что переводит каждое слово. По большей части она угадывала, что говорил белкокот. Наверное, иногда он такой предсказуемый.
Я опустил первую иглу в сосуд с жидкой медью. Дексан не солгал, когда сказал, что это похоже на контрсигиллы, которые родители наложили на меня, и от этого мне хотелось то сжать кулаки от гнева, то задрожать от страха. Самыми трудными были чары дыхания, которыми мне предстояло направить чернила, едва они попадут под кожу Сенейры. Как только игла пронзит кожу, мне нужно будет направить расплавленный металл на червя и прикончить его, не обжегши Сенейру… или не ослепив ее. Но или так — или она навсегда останется во власти тех, кто стоит за всей этой мерзостью.
Когда я поднес первую иглу к ее глазу, Сенейра вдруг отстранилась.
— Погоди… Келлен, остановись.
Я подумал, что она запаниковала и теперь не уверена, хочет ли через это проходить, но дело было совсем в другом.
— Келлен, я чувствую их… магов, у которых вторая половина червя. Они пытаются говорить через меня.
— Удерживай их, — сказал я. — Обещаю, это будет быстро.
— Нет, я дам им сказать. Может быть, что-нибудь в их словах подскажет нам, кто они такие.
Я уже видел, каково приходилось Сенейре, когда они проникали в ее сознание. Мне было почти невмоготу смотреть, как на ее лице отразилась мучительная боль.
— Они не выдадут себя, Сенейра. Это просто…
Она покачала головой.
— Плевать. Может, ты прав, и мы ничего не узнаем, но я все равно хочу это сделать.
— Почему?
Сенейра протянула руку и сжала мои пальцы, так что мне пришлось положить иглу обратно на поднос.
— Потому что я хочу, чтобы ты передал им кое-что от меня.
— Здравствуй, Келлен, — голос принадлежал Сенейре, но выговор, мимика — все это принадлежало кому-то или чему-то совершенно другому.
Я ничего не сказал в ответ, вглядываясь в ее лицо, следя за каждым движением губ, каждым легким поднятием брови или едва приметной ухмылкой в уголке рта.
— Будет тебе, — сказала она. —
