Аленка с трудом выбралась из сугроба и, стряхнув снег с платочка, подкатилась к Святославу и положила головку ему на грудь. Они лежали так на снегу и молча смотрели на небо, а потом не сговариваясь рассмеялись. Девчонка перевернулась и, упершись локоточками в Святослава, заглянула ему в глаза.
– Ты такой у меня красивый, глаза то голубые-голубые, то жёлто-зеленые, словно у ночного хищника. Вот посмотришь на меня своими озерами, и в омут с головой падаю и так тепло на душе становится. А иногда смотришь вдаль, в степь, зверем своим, и сердце от страха у меня замирает, словно не ты со мной рядом, а волк, готовый броситься и разорвать на куски любого. Только гложет тебя изнутри что-то, ладо мое.
Святослав невольно поморщился. Нет, он, конечно, дал ей слово, что женится на ней, когда Аленка подрастет, но взрослому мужику было как-то не по себе играть в любовь с ребенком. К тому же он начал ловить себя на мысли, что и вправду полюбил эту прямолинейную и добрую девчонку. Вот и терзало его чувство противоречия.
Святослав приподнялся на локтях и строго посмотрел на Аленку.
– Мы как договаривались, пока не подрастешь, никаких ладо и всяких нежностей. Нечего тут нюни распускать, хорошо же играли?
Аленка, обиженно отвернувшись, подтянула колени к груди и села напротив, шмыгнув курносым носиком. Святослав помедлил немного, пытаясь сохранить строгий вид, но не выдержал первым и, встав на колени, развернул ее за плечи к себе.
– Ну не дуйся, Аленка, не могу я, когда ты грустишь. Ладно, можешь называть меня как захочешь, обнимать даже и целовать, только не в губы.
Девчонка снова обиженно шмыгнула носом и подняла на парня уже готовые разразиться горькими слезами глазенки.
– А чего это только я буду ласковой к тебе, я тоже хочу ласки. Давай ты будешь ко мне обращаться «свет моих очей», как папка к мамке, когда они вдвоем остаются?
Святослав удивленно поднял брови. Вот тебе раз, Никифор, оказывается, еще так выражаться умеет.
– А откуда ты знаешь, как он наедине твою матушку величает, подглядываешь, что ли?
Девчонка сразу покраснела и даже непроизвольно попыталась прикрыть платочком лицо.
– Ну, интересно же. К тому же я не специально, просто за водой ходила и раньше времени вернулась. Так они на полатях лежали, и он ее по головке гладил и приговаривал: ты свет моих очей и радость каждого дня. Это так мило, правда ведь?
Романов облегченно выдохнул, ну ладно она хоть на первую часть Марлезонского балета не попала, а то бы не только услышала, но и увидела кое-что интересное. Сейчас вот называет меня «свет моих очей», а увидела бы все и сказала, а давай как мама с папкой попробуем, мило же!
– Ладно, – обреченно ответил Святослав, – буду называть тебя свет моих очей, только когда мы наедине.
Аленка обрадованно взвизгнула и обхватила парня руками за плечи, расцеловав ему все лицо. Слёз уже и в помине не было, развела она его как ребенка. Ну и кто из нас, спрашивается, взрослый? Святослав с трудом отлепил девчонку от себя и обтер лицо рукой, как будто пытаясь стереть слюни.
– Ты как бульдог, Аленка, всего меня измуслякала, – пытаясь сделать строгий вид, произнес Святослав.
Девчонка снова чмокнула парня в нос, светясь от счастья.
– Это такое ласковое прозвище, бульдог? А кто это?
Святослав не удержался и заржал, вспомнив свою бывшую, с которой даже прожил год под одной крышей. Вот бы он ее бульдогом назвал, интересно, она тоже бы так радовалась?
– Ну-у… это такой сильный, красивый пес, с брылями вместо щек и слюни у него постоянно текут, как у тебя сейчас, – ответил Святослав, наблюдая, как девчонка с серьезным видом переваривает свое ласковое прозвище.
– Да ну тебя, дурень, – будущая знахарка толкнула его в грудь, опрокинув на снег. – Вот тебе, сам ты пес слюнявый, – и повернувшись к нему спиной, наклонилась и принялась двумя руками закидывать его снегом, перекидывая его между ног.
Святослав же только смеялся и не мог остановиться, катаясь по сугробу.
– Ой не могу, ой перестань, ну хватит зарывать свои непотребства, Тузик мой.
Аленка от таких комментариев разошлась еще больше, а потом плюхнулась от усталости на попу и тоже рассмеялась.
– Сегодня пойдем в церковь на всенощную службу, а завтра матушка будет учить меня гадать на суженого. Хочу тебя там увидеть, придешь?
Святослав весело подмигнул и кинул в нее снежком.
– Коли позовешь, так приду, у тебя матушка сбитень хороший делает.
– Опять ты все шутишь, шут ты, а не гридень, я же о серьезном, – с обидой в голосе проворковала девчонка. – Вдруг кто другой ко мне придет, так и стану я его женой, а ты себе другую тогда ищи.
Святослав привстал и, притянув к себе Аленку, крепко обнял ее и поцеловал в висок.
– Не бойся, никому тебя не отдам, я же слово дал. Люблю я тебя, маленькую, – сорвалось у него с уст.
Аленка замерла, боясь даже пошевелиться, а потом медленно приподнялась, оказавшись на одном уровне с его глазами.
– Не как друга, а как девушку? – с надеждой в голосе спросила она.
Парень помедлил, борясь со своими страхами, а потом четко ответил:
– Да, как девушку люблю, всем сердцем!
Аленка расплылась в улыбке и, быстро чмокнув его в губы, снова повалила на снег.
«Ну вот, опять целоваться вздумала, ну что же ей неймется-то», – подумал Святослав, а сам расплылся в довольной улыбке.
Но их идиллия продолжалась не долго, потому что на сцене появился десяток Даниила, почти в полном составе. Парни Святослава в это время весело перекидывались снежками с деревенскими. Один из парней из десятка боярыча, разбежавшись, снес ногой снежную бабу, которую только что скатали две сестренки, одна – совсем малышка лет пяти, а вторая – ровесница Святослава. Малышка упала на колени перед снеговиком и залилась горькими слезами. Старшая сестра что-то сказала обидное отроку и, тот, не долго думая, толкнул ее со всей силы в сугроб, да так, что девчонка на пару шагов отлетела. Один из парней из десятка Романова подошел и помог девчонке встать, презрительно бросив Даниилову отроку:
– Что, с парнями драться боишься, девчонок метелишь? Так ты смотри, тебе потом ни одна девка не даст.
На самом деле, если бы этот парень не вмешался, то никакой драки и не было бы. Даниил сам не оценил поступок своего подчиненного и собирался самолично ему навалять за такое, недостойное гридня, поведение, но вот чужому своего выдавать это не по-варяжски.
– Ах ты шавка хазарская, – рыкнул парень и кинулся на врага.
В этот момент все могло закончиться поединком двух парней, но десяток Даниила был старше десятка Романова, и потому его ребята
