В обычных условиях он бы свалил на что-нибудь вину за эту пустую, нечистую жизнь и успокоился. Но сейчас ему не припомнились ни система, ни комплекс неполноценности, в котором виноваты родители, ни нынешнее время. Он никогда не жил своими взглядами, они были связаны лишь с тем внешним обличьем, которое сейчас с него сползало. Теперь он знал, о том не думая, что он, и только он, выбрал мусор и битые бутылки, пустые жестянки, мерзкий пустырь.
Нежданная мысль настигла его – он подумал, что Джейн будет лучше, когда он умрет. Четыре раза в его жизни пустырю угрожало вторжение извне: Миртл в детстве, Пирсон в школе, Деннистон в университете, потом – Джейн. Сестру он победил, когда стал гениальным братом, у которого такие друзья. Ее восторги и вопросы подстегивали его; но, пересадив этот цветок на пустырь, он утратил возможность мерить себя другой меркой. Пирсона и Деннистона он бросил. Теперь он знал, что собирался он сделать с Джейн: она должна была стать дамой из дам, к которой вхожи только самые избранные, но и те заискивают перед ней. Что ж, ей повезло… Теперь он знал, какие родники, и ручьи, и реки радости, какие лощины и луга, и зачарованные сады были от него скрыты. Он и сам не мог проникнуть к ней, и ее не мог испортить. Она ведь из таких, как Пирсон, Деннистон, Димбл, – из тех, кто умеет просто любить, ни к чему не подлаживаясь. Она не похожа на него. Хорошо, что она от него избавится.
В эту минуту он услышал, как поворачивается ключ в скважине. Все мысли исчезли; остался только ужас. Марк вскочил и прислонился к стене рядом с дверью, словно мог спрятаться от того, кто войдет.
Вошел человек в сером костюме. Он посмотрел на Марка, но стекла пенсне скрыли его взгляд. Марк его узнал. Теперь он не сомневался, что находится в Бэлбери, но не это потрясло его. Профессор Фрост стал совсем другим. Все было прежним – и бородка, и белый лоб, и четкие черты, и холодная улыбка. Но Марк не мог понять, как же он не видел того, от чего убежал бы с воплем любой ребенок, а собака, глухо рыча, забилась бы в угол. Сама смерть была не так страшна, как мысль о том, что несколько часов тому назад он, в каком-то смысле, верил этому человеку, искал его общества и даже убеждал самого себя, что с ним интересно.
Глава XII
Ненастная ночь
1
– Здесь никого нет, – сказал Димбл.
– Только что был, – сказал Деннистон.
– Вы действительно кого-то видели? – спросил Димбл.
– Кажется, видел, – отвечал Деннистон.
– Тогда он далеко уйти не мог, – сказал Димбл.
– Может, кликнем его? – предложил Деннистон.
– Тише! – сказала Джейн, и они помолчали.
– Там просто осел гуляет, – сказал Димбл. – Вон, наверху.
Они помолчали снова.
– Что тут с этими спичками? – сказал Деннистон, глядя на истоптанную землю у костра. – Зачем бродяге их разбрасывать?
– С другой стороны, – сказал Димбл, – не мог же Мерлин принести их из пятого века!
– Что нам делать? – спросила Джейн.
– Страшно подумать, – сказал Деннистон, – что скажет Макфи…
– Лучше нам сесть в машину и поискать белые ворота, – сказал Димбл. – Куда вы смотрите, Артур?
– На следы, – сказал Деннистон, отошедший немного в сторону. – Вот! – Он посветил фонариком. – Здесь было несколько человек. Нет, не идите, затопчете! Смотрите. Неужели не видите?
– А это не наши следы?
– Нет, они не в ту сторону. Вот… и вот.
– Может, это бродяга?
– Если бы он пошел туда, мы бы его видели, – сказала Джейн.
– Он мог уйти раньше, – сказал Деннистон.
– Но мы же его видели! – сказала Джейн.
– Пойдем по следу, – предложил Димбл. – Вряд ли мы зайдем далеко… Если следы оборвутся, вернемся на дорогу, будем искать ворота.
Вскоре глина сменилась травой, следы исчезли. Они дважды обошли ложбину, не нашли ничего и вернулись на дорогу. Было очень красиво, на небе сверкал Орион.
2
Уизер почти не спал. Когда это было необходимо, он принимал снотворное, но такое случалось нечасто, ибо и днем и ночью он жил жизнью, которую трудно назвать бодрствованием. Он научился уводить куда-то большую часть сознания и соприкасался с миром едва ли четвертью мозга. Цвета, звуки, запахи и прочие ощущения били по его чувствам, но не достигали души. Манера его, принятая с полвека тому назад, работала сама собой, как пластинка, и он препоручал ей и беседы с людьми, и рутину заседаний. Так слагалась изо дня в день знакомая всем личина, а сам он жил другой, собственной жизнью. Он достиг того, к чему стремились многие мистики, – дух его освободился не только от чувств, но и от разума.
Итак, он не спал, когда Фрост покинул его и ушел к Марку. Всякий, кто заглянул бы в кабинет, увидел бы, что он сидит за столом, склонив голову и сцепив руки. Глаза его закрыты не были. Не было и выражения на лице, ибо находился он не здесь. Мы не знаем, страдал ли он там, наслаждался или испытывал что-нибудь иное, что испытывают такие души, когда нить, связующая их с естественным течением жизни, натянута до предела, но еще цела. Когда у его локтя зазвенел телефон, он сразу взял трубку.
– Слушаю, – сказал он.
– Это Стоун, сэр, – послышалось в трубке. – Мы нашли то место.
– Да…
– Там ничего нет, сэр.
– Ничего нет?
– Да, сэр.
– Вы уверены, дорогой мой, что не ошиблись? Вполне допустимо…
– Уверен, сэр. Это склеп. Каменный, но есть и кирпич. В середине – возвышение, вроде кровати или алтаря.
– Правильно ли я вас понял? Вы говорите, что там ничего нет и ничего не было?
– Нам показалось, сэр, что недавно туда лазали.
– Прошу вас, выражайтесь как можно точнее.
– Понимаете, сэр, там есть выход… такой тоннель, он ведет к югу. Мы по нему пролезли. Он выходит наружу далеко, уже за лесом.
– Выходит наружу? Вы хотите сказать, что имеется вход… Отверстие или дверь?
– В том-то и дело, сэр! Наружу мы вышли, но никаких дверей там нет. Похоже, что их взорвали. Точнее, вид такой, словно кто-то оттуда вылетел. Мы совсем замучились.
– Так, так… Что вы сделали, когда вышли?
– То, что вы сказали, сэр. Я собрал всех полицейских, какие были поблизости, и послал их искать этого человека.
– Ага, ага… Как же вы его описали?
– Точно так, как вы мне описывали, сэр: старик с длинной или грубо остриженной бородой, в мантии или другой необычной одежде. Мне пришло в голову, сэр, что он может быть и без
