Дивайн тем временем вполголоса переговаривался с Уэстоном. Нельзя сказать, что они шептались: видимо, и впрямь обсуждали, как лучше устроить гостя на ночь. Наконец Уэстон недовольно буркнул в знак согласия. Рэнсому вдобавок ко всему стало еще и совестно: выходит, он напрашивается в гости. Он открыл было рот, когда Уэстон громко обратился к слабоумному парню:
– Натворил же ты сегодня дел, Гарри! В любой другой стране всыпали бы тебе розог. Замолчи уже, хватит реветь! Не хочешь, не пойдешь в душевую…
– Это не душевая! – захныкал дурачок. – Совсем не душевая. Я в эту штуку больше не полезу.
– Он про лабораторию, – перебил Дивайн. – Залез туда как-то, и его случайно заперли на пару часов. А он отчего-то перепугался до полусмерти. Ну, вы знаете, «индеец бедный Бога в облаках находит»[4] и все такое… Гарри, слушай внимательно. Этот джентльмен сейчас отдохнет с полчасика и отведет тебя домой. А ты пока посиди тихонько в коридоре, тогда получишь то, что тебе так нравится…
Он изобразил звук открывающейся бутылки (Рэнсом припомнил, что в школе это было одним из любимейших трюков Дивайна). Гарри одобрительно угукнул.
– Ведите его внутрь, – бросил Уэстон и исчез в доме.
Рэнсом замешкался было, однако Дивайн заверил, что на самом деле тот рад гостям. Врал, конечно же, но Рэнсом, поддавшись искушению отдохнуть и выпить, быстро позабыл о смущении. Последовав за Дивайном и Гарри, он вошел в дом и очень скоро уже сидел в кресле, дожидаясь, пока Дивайн принесет закуски.
Глава II
В комнате, где очутился Рэнсом, причудливым образом смешались роскошь и нищета. Окна без штор были наглухо заколочены, голый пол усеян пустыми коробками, стружками и газетами, на обоях светлели пятна от висевших здесь некогда картин. Однако посреди этого хаоса стояли два поистине дорогих кресла, а на столе среди дешевой посуды, консервных банок из-под сгущенного молока и сардин, хлебных корок, недопитого чая и окурков валялись устричные раковины, сигары и бутылки из-под шампанского.
Хозяева куда-то запропастились, и Рэнсом, пользуясь случаем, задумался. К Дивайну он испытывал смутное отвращение, какое всегда бывает, когда наконец прозреваешь и иначе глядишь на кумира юных лет. Дело в том, что Дивайн прежде прочих однокурсников освоил искусство сарказма, которое заключалось в постоянном пародировании сентиментальных и идеалистических клише из взрослой речи. Несколько недель вся школа, включая самого Рэнсома, потешалась над его рассуждениями о «патриотическом долге», «верности традициям», «бремени белого человека» и «принципах честной борьбы». Однако вскоре, еще в Уэйденшоу, Рэнсом понял, что на деле Дивайн ужасно скучен, а в Кембридже и вовсе стал его избегать, поражаясь лишь, как такому зануде, не способному самостоятельно родить хоть одну мало-мальски толковую мысль, удается быть в центре внимания. Потом Дивайна неожиданно пригласили преподавать в Лестерский университет, и он загадочнейшим образом начал богатеть. Затем и вовсе перебрался из Кембриджа в Лондон, где, по слухам, стал вращаться в правительственных кругах. Порой его имя всплывало в разговорах, и собеседник всегда добавлял: «По-своему он даже умен» или тоскливо завершал: «Ума не приложу, как ему удалось взлететь так высоко». Судя по недавним репликам во дворе, однокашник Рэнсома за все эти годы ничуть не изменился.
От воспоминаний Рэнсома отвлекла хлопнувшая дверь. Дивайн явился один, неся бутылку виски, стаканы на подносе и сифон.
– Уэстон пока ищет, чем перекусить.
Он поставил поднос на пол рядом с креслом и начал откупоривать бутылку. Рэнсом, у которого изрядно пересохло во рту, с тоской заметил, что хозяин его из категории тех унылых персон, которые не умеют одновременно и говорить, и заниматься делом. Дивайн подцепил было серебристую бумагу на пробке, но тут же замер, спросив:
– Как вы вообще попали в это захолустье?
– Решил развеяться, устроить поход, – ответил Рэнсом. – Вчера переночевал в Сток-Андервуде, сегодня думал устроиться в Наддерби. Но там не было мест, пришлось идти в Стерк.
– Боже! – воскликнул Дивайн, позабыв про штопор. – Вам что, платят за это или все мазохизма ради?
– Просто мне нравятся походы, – ответил Рэнсом, выразительно уставившись на закупоренную бутылку.
– А непосвященным можно объяснить, в чем прелесть этого занятия? – спросил Дивайн, опомнившись наконец и оторвав крохотный клочок бумаги.
– Даже не знаю как. Начнем с того, что мне нравится сам процесс ходьбы…
– Господи! Вам, должно быть, и армия пришлась по душе? Когда шагом марш – и сто раз туда-сюда по плацу… Да?
– Нет-нет. В армии совсем по-другому. Там ведь главное в том, что ты никогда не остаешься один, не можешь сам решать, куда идти или хотя бы по какой стороне дороги. А в походе ты сам по себе. Захотел – остановился, захотел – пошел дальше. И никто тебе не указ.
– Пока однажды вечером в отеле вас не будет поджидать телеграмма: «Немедленно возвращайтесь».
Дивайн, хвала господу, снял с пробки остатки бумаги.
– Только если хватило глупости составить заранее список адресов и придерживаться маршрута. А мне грозит разве что объявление по радио: «Внимание! Доктор Элвин Рэнсом, который, судя по всему, разгуливает где-то в центральных графствах»…
– Я начинаю понимать, в чем соль, – задумчиво произнес Дивайн, в который раз забывая о пробке. – Занимайся вы бизнесом, такой трюк не прокатил бы. Счастливчик!.. Однако разве можно вот так просто взять и исчезнуть? А как же жена, дети, горячо любимые родители, в конце концов?
– У меня только сестра, и та замужем и живет в Индии. Тем более я, как видите, преподаватель. Вы наверняка помните, что преподаватель в разгар каникул – это такое эфемерное создание. Университету до него нет никакого дела, остальным – тем более.
Пробка наконец-то выскочила из бутылки с приятным сердцу хлопком.
– Скажите, когда хватит, – предупредил Дивайн, и Рэнсом торопливо подставил бокал. – Все равно я чувствую, что есть какой-то подвох… Неужто и впрямь никто не знает ни где вы есть, ни когда вернетесь домой?
Рэнсом молча кивнул. Дивайн, взявшись за сифон, неожиданно чертыхнулся.
– Боюсь, он пустой… Вы не против, если я долью вам обычной воды? Только придется сходить на кухню. Сколько вам?
– До краев, пожалуйста, – попросил Рэнсом.
Через пару минут тот вернулся и протянул вожделенный напиток. Наполовину опорожнив его одним глотком и с довольным вздохом уронив голову на спинку кресла, Рэнсом заметил: мол, бог с ним самим, с его манерой проводить отпуск – нынешнее пристанище Дивайна тоже вызывает немало вопросов.
– Верно, – кивнул тот. – Но знай вы Уэстона, поняли бы, что проще согласиться и поехать, куда ему заблагорассудится, нежели спорить. Мой коллега тот еще упрямец…
– Коллега? – удивился Рэнсом.
– В некотором смысле да.
Дивайн покосился на дверь, придвинул кресло поближе к Рэнсому и заговорил доверительным тоном:
– В своем деле он мастак. Строго между нами: я вкладываю деньги в кое-какие его исследования. Все совершенно законно – мы трудимся ради прогресса и на благо человечества. Тем не менее оформить патент не мешает…
Дивайн
