Разумеется, это будет непросто – придется бросить университет, и наверняка на него обидится половина двора, проклянут родители и «предаст анафеме» король, – но игра стоит свеч! Пусть хоть перебесятся все, но он будет с Агатой!
«Любовь… Что ж, посмотрим, кто кого!»
Заседание Коллегиум Гросса – Большого Собрания магистров, – на котором Август должен был присутствовать, даже если бы умер, было назначено на три пополудни, а граф Новосильцев обычно садится завтракать в двенадцать.
«Должен успеть!» – решил Август, заканчивая третий бокал вина.
Вилла Аури, здесь и сейчас
«Ад и преисподняя!» – Август вспомнил сейчас, о чем думал, наливаясь лигурийским красным. Как планировал свой отъезд в Россию – готовый бросить к ногам этой женщины и свою карьеру, и все вообще, – и его в очередной раз накрыло волной ярости. Такого унижения он не испытывал никогда в жизни. Да, да! Именно так: унижение, разочарование, бессильный гнев – вот те новые чувства, с которыми Август познакомился в этот день.
Он всегда был баловнем судьбы. Красавец, умница, признанный талант, не говоря уже о прочем, но ведь и это «прочее» не сбросишь со счетов! Являясь старшим сыном одного из самых знатных и богатых людей в королевстве, Август получил великолепное воспитание и образование. Он никогда не нуждался в деньгах. Не праздновал труса на войне. Был награжден и обласкан королевским двором. Повеса и бретер, любимец женщин, он стал магистром трансцендентальных искусств в двадцать пять лет и защитил докторскую диссертацию по высшей магии в двадцать восемь. Он знал всех и все знали его. Старый король благоволил ему как никому другому. И хотя молодой король не мог забыть Августу разбитое сердце Тоски де Вентис, Максимилиан III продолжил традицию, по-прежнему принимая Августа при дворе.
Так все и обстояло. Во всяком случае, до вчерашнего дня. Ведь все проходит, не так ли?
Август стоял, упершись ладонями в широкий подоконник открытого в ночь окна. Волчья луна заливала близкий лес зловещим серебром. Где-то поблизости ухала сова. Легкий ветерок дул прямо в лицо, но, хотя к ночи сильно похолодало, даже ночные заморозки оказались бессильны остудить пылавший в Августе огонь. Ничто, казалось, уже не могло быть как прежде. Впрочем, не казалось. Так и обстояли дела. Весь его мир рухнул, похоронив под обломками того человека, каким он был еще накануне.
«Эти люди! Эти треклятые двуличные подлецы! В пекло их всех!» Август отвернулся от окна, подошел к столу и налил себе в серебряную чарку новую порцию бренди. Алкоголь должен был по крайней мере утишить его боль!
Трактир «Межевой камень»,
полдень прошедшего дня
Посольство Российской империи располагалось в просторном особняке на улице Добрых Душ, и в распоряжении графа Новосильцева, посла великого гиперборейского царства, имелся целый штат слуг. Был у него, разумеется, и свой повар, и, говорят, весьма неплохой. Тем не менее, по давно заведенному обычаю, завтракал посол в расположенном неподалеку от особняка трактире «Межевой камень». Еще одной странностью графа было то, что утреннюю трапезу он вкушал в одиночестве. Гости появлялись за его столом во всех прочих случаях, но не в «Межевом камне». Не странно поэтому, что едва Август вознамерился приблизиться к читавшему газету графу Новосильцеву, как дорогу ему заступил один из слуг посла.
– Прошу прощения, сударь! – вежливо остановил Августа здоровенный детина, больше похожий на кабацкого вышибалу, чем на камердинера или комнатного лакея. По-французски он говорил почти без акцента. Одним словом, безупречный нукер.
– Василий Петрович! – окликнул Август посла. – Знаю, что не вовремя, но нужда велит!
– Ну раз велит, – оторвал взгляд от газеты Новосильцев, – присоединяйтесь, Август! Прохор, пропусти!
Слуга посторонился, и Август подошел к столу.
– Dobrogo dnia! – сказал он по-русски и присел на стул напротив посла.
– И вам не хворать! – усмехнулся в ответ собеседник. – Вы, Август, к слову, единственный в этой стране, кто не кличет меня Базилем, и по русскому обычаю поминаете при обращении моего батюшку. Закусите со мной?
– Благодарю, – покачал головой Август, – но я сыт.
– Даже не выпьете?
– Пожалуй, откажусь, – снова покачал головой Август, – я и так уже с раннего утра ne prosyxaiu.
Этим, собственно, исчерпывались познания Августа в великорусском наречии, поэтому говорили они с русским послом по-французски.
– Я настаиваю! – В глазах Новосильцева появилось какое-то странное выражение, которое Август никак не мог ухватить.
Что это было? Сожаление? Сочувствие? С чего вдруг?.. Но, как на грех, думалось ему сейчас плохо, так что возникшую было мысль Август благополучно упустил. Слишком был занят своими чувствами, а зря.
– Граф, мне нужна въездная виза, – сразу взял он быка за рога. – Я…
– Увы, Август, – граф смотрел едва ли не с жалостью, но уж точно что не был равнодушен, – но я не могу вам помочь.
– Что?! – опешил Август, ни разу в жизни не встретивший отказа в такой безделице. – Я…
– Извините, Август, – тяжело вздохнул Новосильцев, – мне действительно неловко вам отказывать, но въезд в Российскую империю вам запрещен.
– Ничего не понимаю… – Август был обескуражен. Такого не могло быть, потому что не могло быть никогда. И тем не менее…
– Это просьба его величества Максимилиана, – с явной неохотой объяснил посол. – Как вы понимаете, Август, я не могу ему отказать. Ее императорское величество, к слову, тоже не сможет.
«Максимилиан? – удивился Август. – Но как он мог узнать, что я захочу поехать в Петербург?!»
Состояние Августа в тот момент было таково, что он был совершенно дезориентирован. Как говорится, затмение нашло. Иначе такую тупость не объяснить. Ведь обычно мысли его не текли, а стремительно летели. Логика была холодна и безупречна. Притом что интуиция тоже не дремала. И все-таки он справился. Пусть и с опозданием и только отчасти, но в конце концов натура взяла верх и Август начал соображать.
– Когда это случилось? – спросил Август.
– Вчера, – лаконично ответил Новосильцев.
– Вот так так!.. – Август действительно не знал что и думать. Что такого могло произойти вчера, что король решил вмешаться в его личные дела? В его планы, о которых вчера не знал и сам Август? Однако очевидно одно. Король знал еще вчера, что барон ван Коттен уезжает в Петербург, и тогда же приказал Агате ехать вместе с мужем. Разумеется, это более чем странно, но хотя бы объяснимо. Однако запрет на въезд в Российскую империю – это совсем другое дело. В этом случае Максимилиан должен был знать не только о том, что баронесса является любовницей Августа, но и о том, какого рода отношения связывают этих двоих.
«Но это невозможно! – возразил себе Август, пытаясь осмыслить случившееся. – Он не мог этого знать! Я сам не знал…»
Получалась какая-то форменная бессмыслица, поскольку в основе действий Максимилиана лежали два совершенно невозможных обстоятельства. Во-первых, должно было случиться нечто настолько из ряда вон выходящее, что король вообще смог и захотел – или скорее наоборот, захотел и смог, – столь грубо, если не сказать оскорбительно вмешаться в личные дела графа
