– Ви, да чтоб тебя! Нельзя смотреть на мужчину такими жалобными глазами. Особенно когда на твоем лице за слоем грязи и пыли видны одни глаза.
– Нельзя, потому что ты проникаешься ко мне огромным сочувствием? – с надеждой вопросила я.
– Нет, потому что я начинаю тебя бояться. Такое ощущение, что ты сейчас готова съесть меня самого.
Я шмыгнула носом.
– Ладно, сиди, если придет мой сосед…
– Не смотреть на него?
– Послать куда подальше. А лучше вообще покусать. Я опять за этим блохастым всю комнату убирал. Столько шерсти от какой-то шавки-переростка…
– А я смотрю, теплые у вас отношения…
– Ага, прям хоть носки на зиму вяжи, – поддакнул Кор и утопал за провизией.
Вернулся он быстро, а потом с видом исследователя наблюдал, как я уминаю вернейшее приворотное средство всех времен и народов – наваристый борщ.
Когда тарелка оказалась пуста, Кор подпер подбородок кулаком и, задумчиво глядя на меня, выдал:
– Знаешь, Ви, теперь я точно уверен, что дружбой можно нажить себе состояние, – протянул адепт. – Предынфарктное, шока и депрессии…
Я заинтересованно уставилась на светлого мага, который мыслил прямо-таки по-черному.
– Это еще почему?
– А представь, что ты тихо-мирно собирался пойти к друзьям, и вдруг на пороге возникает что-то пыльное, грязное и страшное, больше всего напоминающее пронафталиненную смерть или весьма наглое умертвие, и требует его накормить… Это шок. А когда я узнал в этой нежити тебя… Ну и последней каплей стала битва за борщ. Ты хоть знаешь, что я его у Мейнса спер? Ради тебя, заметь.
– А откуда он у него?
– Так все знают, что он не ходит в столовую. Договорился, и ему еду в комнату приносят, как аристократу прямо.
– Ну, этот чернявый покруче многих аристократов будет, – честно признала я.
И тут с порога донеслось:
– Отрадно слышать столь высокое мнение обо мне поедательницы моего же ужина.
– Да она вообще прекрасная жрица, – ошарашенно поддакнул друг, сдавая меня с потрохами.
И что-то мне подсказывало, что Кор имел в виду не мою красоту и приверженность к культу светлых.
– Просто у меня был стресс. – Я обиженно шмыгнула носом, разыгрывая оскорбленную невинность.
Уперла кулак, в котором была зажата ложка, в подбородок и уставилась на Урилла с укором: дескать, для такой замечательной меня и пожалеть пару капель какого-то овощного компота…
– Борщ снимает пресс, а не стресс, – назидательно выдал Урилл в своей излюбленной манере скрытой издевки, но потом все же не удержался и добавил: – Хотя… Я всегда думал, что девушки стремятся если не улучшить, то хотя бы сберечь фигуру. А для этого главное – вовремя закрыть рот. Впрочем, чтобы сберечь хорошие отношения, а порою и жизнь, нужно то же самое…
Я хмыкнула. Чернявый не иначе вытравил свое чувство такта, как иные бородавку кислотой, раз и навсегда. Но и у черной ведьмы совесть – не орган, чтобы болеть. Я беззастенчиво взглянула на брюнета.
– Да, я понимаю, расставание – это всегда больно, особенно если оно – с вкусным ужином… Но, поверь мне, борщ не стоил тех душевных трепыханий, какие ты тут мне пытаешься изобразить. Он был… так себе. – Я скривилась, а потом с видом великого одолжения добавила: – Впрочем, если у тебя есть еще что-то такое же отвратное по вкусу, я, так и быть, соблаговолю это употребить, чтобы избавить тебя от отравления.
Кор весь наш милый диалог стоял рядом со мной и пытался притвориться гипсовой статуей. В смысле побледнел до цвета снега и, кажется, перестал дышать.
От моей наглости Урилл закашлялся. Похоже, я только что в неравном сражении наглости и сарказма отвоевала у него почетный титул «стервец года». А потом раздалось многообещающее:
– Конечно, есть…
И в меня полетели чары первого порядка. Безобидные на первый взгляд и исключительно бытовые, если бы не одно «но»: их применяли на платье не тогда, когда оно на кого-то надето. Блохоловка, как часто величали разветвленную нециклическую цепочку заклинания низшего порядка с усилением в бета- и гамма-структурах, сопровождаемого вливанием энергии и кистевым пассом, сработала бы на ура, если бы не моя исконная ведьминская чуйка. Я шарахнулась в сторону и нечаянно пнула Кора.
Тот не устоял и повалился вперед, приняв на свою доблестную грудь весь удар. Друг заорал во всю глотку, подтвердив мудрость: не делай ведьме добра. Кусалась блохоловка знатно, как сотня муравьев. По идее, так она и работала: жрала блох, вшей и прочую гадость, что могла скрываться в одежде. В общем, цапала все живое на неживом. Вот только в нашем случае заклинание приняло за блоху самого Кора…
Здыхлик бы побрал этого Урилла! Кор мой друг, и только я могу тестировать на нем свои сомнительные магические таланты!
Об этом я подумала, уже распластавшись на полу. Пасс рукой вышел на удивление легко, как и любая гадость, сделанная от души. В отличие от меня Урилл уклониться успел лишь частично. И своей правой половиной тела ощутил все прелести становления настоящей женщиной, прекрасной и ухоженной.
Немножко поорал, правда. Зато теперь на месяц правая нога Урилла, как и рука, и, как подозреваю, половина тела оказались гладкими, как у младенца, без лишней растительности. Правда, без применения тряпиц, пропитанных воском. Но ощущения были точно те же самые. Что я, изверг какой, что ли, еще и обезболивающее заклинание к основному цеплять. А вдруг напортачила бы?
– Прибью, пигалица!
– Благословлю, – выдвинула я свою угрозу. – С гарантией.
– Ты мне угрожаешь? – не поверил брюнет.
– Продлением рода! Абсолютным! После каждого раза!
Брюнет, видимо, подсчитал, сколько при таком раскладе у него окажется наследников, и… даже не захохотал, а заржал в голос, подтверждая старую истину: в мужчине главное – чувство юмора. А если он окажется немножко извращенцем, то он будет вообще идеален.
Брюнет щелкнул пальцами, снимая с Кора блохоловку.
– Ценю находчивость. И как зовут такую изворотливую малышку? Я твоего лица раньше в общежитии не видел.
Кор скривился и на правах хозяина комнаты нехотя ответил:
– Вивьен Блеквуд, моя одногруппница и, как я до этого момента думал, вполне приличная девушка.
– А что тебе мешает думать так и дальше? – Мне стало любопытно.
– Хотя бы то, что теперь я точно знаю, кто станет главной язвой академии после того, как Урилл Мейнс получит диплом.
– Прости, я нечаянно…
– Нечаянно можно чай разлить, а вот заставить меня просчитаться – это надо суметь, – хитро прищурился брюнет.
Я сочла его слова за изысканный комплимент и начала подниматься.
За время нашей короткой схватки комната успела превратиться в филиал кабака «Отчаянный кролик», где каждый вечер клиенты не только чесали языки, но и что-то делили: выпивку, девочек, ценные мнения… И отвешивали друг другу сдачу хуками, плюхами, фингалами, а главной разменной монетой в таких посиделках были выбитые зубы.
Сие почетное заведение было мне отлично знакомо, ибо находилось через три дома от того места, где я еще вчера снимала комнату. И вот сейчас я прямо-таки почувствовала, как в воздухе разливается непередаваемая атмосфера «Кролика». Разбитая тарелка из-под
