— Ух, — задохнулся Костя от потрясающих ощущений.
— Да, — тихо простонав, подтвердила Марина, закидывая на него ногу, чтобы он мог проникнуть дальше.
Костя в этот момент совершенно забыл, что любит трахаться быстро и жестко, что он не любитель целовать, вообще нежничать с девушками. Он просто наслаждался тем, как сбивается дыхание Марины, пока он целует ее, как тесно ее плоть обхватывает его внутри, как аккуратно и чертовски дразняще она двигается ему навстречу. Бирюков положил руку ей на попку, направляя, помогая, но не навязывая свой ритм. Ему нравилось смаковать эту девушку, пробовать ее понемногу, как дорогой коньяк или хорошую сигару, или коньяк с сигарой вместе. Он так увлёкся этой дегустацией, что не смог вовремя затормозить. Вроде бы хотел, но оргазм, как сущая падла, подкрадывался к нему, словно спецназовец в камуфляже из-за кустов. И вроде Костя его ждал и был готов, но все тянул и тянул, а потом просто уже не мог ничего предпринять. Он крепко вдавил пальцы в бедро Марины и, уткнувшись ей в плечо застонал, толкаясь навстречу последние несколько раз.
— Блин, — только и ляпнул он, опрокидываясь на спину.
Костя несколько раз открывал рот и захлопывал его обратно, не находя подходящих слов. Он пялился в темный потолок, силясь понять, как же так сильно облажался. На потолке ответа не было, как и в его голове. Единственное, что через несколько минут придумал Костя, это спросить:
— Ты же на таблетках, да?
— Угу, — кивнула Марина. — А ты, я надеюсь, ничем не болеешь?
— Я? Нееет! Да я всегда с гондоном, — оправдывался Костя, как идиот.
— Оно и видно, ага, — заметила девушка с сарказмом.
— Что видно?
— Что с гондоном привык. Видимо, с ним чувствительность снижается, — опять поддела она.
— Ну да, снижается, — подтвердил Костик, совсем как-то растерявшись.
— Да-да, да-да, — опять закивала Маринка, хихикнув.
Бирюков психанул.
— Эй, Иванова, это что за намеки, а? — нахмурился он, приподнимаясь на локте, сосредоточенно вглядываясь в ее беззаботное лицо.
— Нет, нет, никаких намеков. Просто девки болтают, что ты гигант, а на деле как-то все шустро кончилось. Или ты руками обычно до смерти изводишь? Тоже неплохо.
Оценив раздутые ноздри и прищур Кости, Марина прикусила губу и стала тихонько сползать с кровати.
— Эээ, ну вроде у тебя все хорошо теперь. Я пожалуй…
— Стоять, — рявкнул Бирюков.
Маринка встать не успела, но от его рыка вздрогнула и свалилась с кровати. Костя тут же подхватил ее и закинул обратно, прижав своим телом и зафиксировав запястья девушки над головой. Иванова вытаращилась на него во все глаза, не без удивления осознав, что в такой безвольной позе она еще сильнее его хочет, особенно такого злющего. Марина никогда не видела Костю злым. Разве только тогда на улице, когда он назвал ее в сердцах шлюхой.
— Шутим? — выдохнул он ей в лицо.
— Да какие тут шутки? Всем спасибо, все свободны. Разве нет? — продолжала потравливать она его, сама не понимая, откуда в ней такая смелость.
— Нет, девочка моя. Я только начал, — и Костя потерся о нее, давая понять, что вполне готов снова.
— Ага, и я вот начала, но не закончила.
— Сейчас поправим, — пообещал Костя, ухмыляясь, как злодей из мультика, ущипнув Марину за сосок.
Ее тело моментально отозвалось, заставив девушку выгнуться, тихо пискнув. Костя отпустил ее руки, которые снова ласкали и гладили, пощипывали и растирали. Уже через пару минут Марина опять пылала, мечась по кровати, умоляя Костю. Но в это раз он не торопился, он полностью контролировал ситуацию. Его пальцы лишь изредка прикасались к набухшему бугорку, лишь слегка дразнили вход, не поникая внутрь. Губы ставили влажные метки на ее теле, а потом Костя дул на место поцелуя, заставляя Марину дрожать. Его зубы мимолетно царапали ее соски и чувствительную кожу шеи, живота, на запястье, под коленом. Через полчаса он превратил ее в дрожащее, похотливое, стонущее желе. Марина за это время по требованию Кости раз сто взяла свои слова назад, извинилась за насмешки и просила, просила, просила, чтобы он прикоснулся к ней там, погладил сильнее, вошел в нее, оттрахал ее.
Последняя формулировка просигналила Косте, что мадам дошла до нужной кондиции. Не предупреждая, он одним стремительным сильным движением проник в нее максимально глубоко. Марина не знала, что способна издавать такие звуки. Будь она чуть более адекватна, то, наверное, сравнила бы этот свой вопль с раненым вепрем или слоном. Но ее сознание допустило лишь мимолетную мысль: «Хорошо, что мы начали медленно, а то бы порвал к чертям». А потом она уже не думала, только искала, за что схватиться. Сначала спасала простынь, но она была быстро скомкана и уже не помогала фиксироваться на одном месте, поэтому Марина отползла к изголовью кровати, схватившись за резную спинку. Девушка растворилась в мощном темпе, который то наращивал, то чуть-чуть, саму малость, сбавлял Костя. Звуки смешались в ее голове и звучали каким-то набатом. Все сливались воедино: скрип матраса, стук кровати о стену и Маринкины стоны-крики, которые не желали проглатываться, как она не пыталась.
— Не сдерживайся, солнце, кричи, — посоветовал ей Костя, чуть спотыкаясь от прерывистого дыханья. — Ты охренительно сладко орешь подо мной, красавица.
И он поцеловал ее, чуть прикусив нижнюю губу, а Марина решила, что орать слаще, чем сдерживаться. Особенно, если ему это нравится.
— Ты только держись, — снова посоветовал Костя и закинул ее ноги себе на плечи.
И Марина держалась, как могла. Марина кричала. Марина кончала. Она едва успевала привыкнуть к одной позе, как Костя умелыми властными движениями переворачивал ее на живот, потом ставил на колени, снова возвращал на спину, заставлял сесть, встать, нагнуться, опять лечь, согнуть ноги в коленях, повернуться на бок, свести ноги. Марина беспрекословно подчинялась его указаниям, его опыту, его желаниям. Даже, когда он велел ей положить руки на грудь и ласкать себя, она подчинилась, хотя никогда такого не делала. И ей понравилось. А потом Костя лишь облизал ее пальцы, давая понять, что она должна сама прикоснуться к клитору. И снова все ощущалось так ново и остро. Особенно, когда он тихо, но так страстно хвалил ее: «Вот так, солнце. Тебе нравится? Правда, хорошо? Ты у меня умница. Я бы вечно смотрел, как ты себя ласкаешь и стонешь при этом. Да, малышка, вот так. Именно так. Черт, ты такая красивая, горячая, вся моя».
Марина тонула в этом шепоте, у нее кружилась голова от удовольствия, которое снова и снова разжигал в ней Костя. Она не считала, сколько раз кончила, просто отдавалась ему опять и опять, пока не почувствовала,
