– Да, пожалуйста, – отозвался Каладин.
– Из пяти очевидцев, – проговорила ревнительница, – четверо, э-э, самостоятельно подсчитали число нападавших, и у них получилось… пятьдесят или около того? В любом случае можно с уверенностью сказать, что их много, учитывая, сколько мешков зерна они смогли унести за такое короткое время. Они, хм, были не совсем похожи на паршунов. Слишком высокие и в доспехах. Эскиз, который я сделала… э-э… – Она пыталась показать ему свой эскиз. Он было ненамного лучше детского рисунка: множество каракулей, по форме смутно напоминающих людей. – Во всяком случае, – продолжала молодая ревнительница, не зная, что в это время Сил приземлилась на ее плечо и рассматривает лицо, – они напали сразу же после первого лунного заката. Вытащили зерно к середине второй луны, мм, и мы ничего не слышали, пока не сменился караул. Сот поднял тревогу, и это спугнуло существ. Они оставили только четыре мешка, которые мы переместили.
Каладин взял со стола рядом с ревнительницей грубую дубинку. Женщина бросила на него быстрый взгляд, а потом уставилась на свои бумаги, покраснев. Комната, освещенная масляными лампами, была угнетающе пустой. Это зерно должно было прокормить деревню до следующего урожая.
Для человека из фермерского поселка не было ничего более тревожного, чем пустое зернохранилище в период посевной.
– Мужчины, которые подверглись нападению? – спросил Каладин, осматривая дубинку, которую Приносящие пустоту потеряли во время бегства.
– Светлорд, они оба здоровы, – доложила ревнительница. – Хотя у Хема звон в ухе, он отказался уйти.
Пятьдесят паршунов в боевой форме – по описанию Кэл решил, что это именно они, – могли бы с легкостью одолеть этот город с его горсткой ополченцев. Могли убить всех и взять все, что пожелают; вместо этого осуществили хирургически точный налет.
– Красные огни, – пробормотал Каладин и велел: – Опишите их еще раз.
Ревнительница вздрогнула; она увлеклась, разглядывая его.
– Мм, все пятеро очевидцев упомянули эти огни, светлорд. Во тьме они увидели несколько маленьких светящихся красных огоньков.
– Их глаза.
– Кто знает? Если это были глаза, то очень мало. Я расспросила, но никто из свидетелей не заявил, будто видел светящиеся глаза, а ведь Хем посмотрел прямо в лицо одному из паршунов, когда его ударили.
Каладин бросил дубинку и отряхнул ладони. Он взял из рук молодой ревнительницы рисунок и изучил, просто для вида, а потом кивнул ей:
– Вы хорошо поработали. Спасибо за отчет.
Она вздохнула, глупо улыбаясь.
– О! – воскликнула Сил, все еще сидя на плече ревнительницы. – Она считает, что ты хорошенький!
Каладин сжал губы. Он кивнул девушке и оставил ее, решительным шагом направившись под дождем в центр города.
Сил метнулась к нему на плечо:
– Ух ты. Наверное, она в отчаянии, от того что живет здесь. Я хочу сказать, только посмотри на себя. Волосы не расчесывал с той поры, как перелетел через континент, форма испачкана кремом, и эта борода, брр.
– Спасибо, что подкрепила мою уверенность в себе.
– Думаю, когда вокруг сплошные фермеры, планка сильно падает.
– Она ревнительница, – напомнил Каладин. – И должна будет выйти замуж за другого ревнителя.
– Сдается мне, она думала не о браке… – заметила Сил, бросая взгляд через плечо. – Я знаю, в последнее время ты был занят, сражался с парнем в белом и все такое, но я-то времени зря не теряла. Люди запирают двери, но под ними такие щели, что вполне можно протиснуться. Я решила: раз ты, похоже, не склонен изучать эту тему самостоятельно, мне следует взять дело в свои руки. Так что если у тебя есть вопросы…
– Я неплохо разбираюсь в таких вещах.
– Уверен? Возможно, стоит попросить эту ревнительницу нарисовать тебе картинку. Судя по всему, она очень даже не прочь.
– Сил…
– Каладин, я просто хочу, чтобы ты был счастлив, – заявила она, стекая в виде ленты из света с его плеча и закручиваясь спиралью. – Люди в отношениях счастливее.
– Это очевидная неправда. Кое-кто – возможно. Я же знаю многих, у кого все не так.
– Да ладно тебе, – откликнулась Сил. – А как насчет той светоплетши? Тебе она вроде понравилась.
Эти слова вдруг оказались неприятно близки к правде.
– Шаллан помолвлена с сыном Далинара.
– Ну и что? Ты лучше его. Я ему ничуточки не доверяю.
– Ты не доверяешь никому, кто носит с собой осколок, – со вздохом сказал Каладин. – Мы это обсуждали. Если кто-то связал себя узами с таким оружием, это не означает, что у него дурной характер.
– Ну да, ну да, например, если кто-то размахивает мертвым телом твоей сестры, держа его за ноги, сочтешь ли ты это признаком «дурного характера»? В любом случае это отвлекает. И с той художницей-светоплетом все обстоит похожим образом…
– Шаллан – светлоглазая, – отрезал Каладин. – Разговор окончен.
– Но…
– Окончен, – повторил он, входя в дом местных светлоглазых. Потом прибавил чуть слышно: – И прекрати шпионить за людьми, когда они близки друг с другом. Это жутко.
Судя по тому, что говорила Сил, она рассчитывала присутствовать, когда Каладин будет… Да уж, он раньше никогда о таком не думал, хоть спрен и сопровождала его повсюду. Может, он сумеет убедить ее подождать снаружи? Сил послушается, если не прошмыгнет внутрь потом, чтобы поглядеть. Буреотец! Его жизнь делалась все более странной. Он попытался – неудачно – изгнать из головы образ себя в постели с женщиной и подбадривающую их в изголовье кровати Сил…
– Господин Сияющий? – спросил градоначальник изнутри парадной комнаты маленького дома. – Вы в порядке?
– Болезненные воспоминания. Ваши разведчики уверены, что правильно определили, куда ушли паршуны?
Градоначальник посмотрел через плечо на неряшливого человека в кожаной одежде, с луком за спиной, который стоял у заколоченного окна. Зверолов, получивший от местного великого лорда грамоту, позволявшую ловить на его землях норок.
– Следовал за ними полдня, светлорд. Они ни разу не сбились с пути. Шли прямо к Холинару, я готов поклясться самим Келеком.
– Тогда я тоже иду туда, – решил Каладин.
– Хотите, чтобы я вас проводил, светлорд? – спросил зверолов.
Каладин втянул буресвет:
– Боюсь, ты просто замедлишь меня.
Он кивнул мужчинам, затем вышел и бросил вертикальное сплетение вверх. Люди толпились на дороге и провожали его радостными возгласами с крыш, когда он покидал
