Я кивнул:
– Белек сказал, я найду здесь в трактире ту, кому смогу всецело доверять.
Амара сгребла мой кувшин и мою кружку, вылила в нее остатки вина, после чего опрокинула залпом.
– Ну, считай, нашел.
Она шепелявила: «с-с-с», на самом деле произнесла: «Ну, сцитай, насол».
– У меня есть для тебя работа.
– Ты мне не нравишься, милый господин… Круль… как там тебя?
На самом деле она сказала: «Ты мне не нрависся, милый госпосин… Фруль… как фам фебя?»
«Милый господин?..»
– Зови меня Аран. Будем работать?
– Ты мне не нравишься. Мне не нравится твое лицо, твоя одежда, твоя дворянская шпага и то, что ты называешь себя разными именами.
– Шпагу-то я еще даже не обнажал, как это она тебе не нравится? – И я осекся, поймав себя на мысли, что нахожусь не в том положении, чтобы начинать флиртовать – тем более с такой бой-бабой, как Амара. И насчет лица… Хотя да: чья бы корова мычала…
Она вполне оценила подколку и усмехнулась краем пухлых губ – не весело, грустно.
– Дело-то совсем простое: мне нужен кто-то, кто знает Санкструм и поможет добраться до столицы меньше чем за две недели.
Она выгнула левую бровь – до того умело, что та поднялась над правой сантиметра на три, от чего испорченное оспой лицо превратилось в зловещую маску.
– Дело совсем простое, милый господин… – повторила она, вкладывая в мои слова противоположный смысл. – Действительно простое. Простое, как орех. Проще, чем лавка, на которой я сижу, и легче, чем моя задница. Хм… Белек счел излишним вдаваться в подробности, он просто сказал, что я смогу заработать…
– Так и есть, я могу заплатить. К тому же у меня есть транспорт – шарабан и две лошади. В путь следует отправиться как можно скорей.
Однако тут принесли ужин в закопченном глиняном горшочке. Мясо, какие-то коренья – судя по запаху, морковь и сельдерей, травы – розмарин, чабрец, тимьян – все было мелко порублено и уварено до состояния кашицы. К этой кашице, которую уже вроде бы кто-то ел, полагались полкраюхи ржаного хлеба, нож и деревянная обкусанная ложка.
А я так надеялся на запеченную поросячью ногу с хрустящим жареным картофелем… Нет, местная кулинария определенно нуждалась в хорошей встряске.
Как и Санкструм.
– Черт! – сказала Амара, потянув носом. – Я с утра не ела… Поделишься со мной, милый господин? Я не могу говорить о делах, пока не поем, – в голове мутится.
Я молча придвинул к ней горшок с гуляшом, отрезал кусок хлеба и положил рядом – прямо на стол. Поухаживать за дамой – это пока еще не харрасмент, верно? Крахмальных салфеток и серебряных приборов не имеем, хрусталя тоже, используем что под рукой и не ищем другое. Амара молча и быстро принялась за еду.
Я отхватил от краюхи широкий ломоть. Закусим всухомятку. Остальной хлеб прихвачу с собой.
Приблизился слуга, тот самый, что встретил во дворе, и сообщил, что лошади накормлены; распрягать ли их и отводить ли под навес?
– Нет, я скоро трогаюсь в путь.
Слуга, однако, не уходил. Амара хмыкнула, затем, отложив ложку, основательно порылась в складках своего плаща, извлекла что-то незаметное в красноватом полумраке и щелчком отправила в сноровисто подставленную ладонь слуги.
Монета… как же я не сообразил: поухаживать за лошадьми – это все равно что протереть стекла машины; услуга требует чаевых!
Слуга исчез. Амара взглянула на меня поверх дымящейся ложки:
– Мне кажется, милый господин – и я даже уверена, что ты нездешний, ты не из Санкструма.
Ошибки, ошибки… Как же легко, не зная обычаев, спалиться на мелочах.
– Верно тебе кажется. Поешь, и мы отправимся в путь.
– Я еще не решила, нужен ли ты мне. Но я очень обязана Белеку, милый господин. Он сказал – я получу за работу десять золотых крон.
Какое совпадение. Ровно десять золотых я нашел у покойника. Белек-то оказался не так прост. Сплел паутинку… Не доверял он своим карбонариям, что ли? Или доверял – но проверял и, как водится у умных людей, подготовил запасной аэродром – такой, какой было в его силах подготовить.
– Да, эту сумму я готов заплатить.
– И ты – нездешний.
– Я нездешний.
– И тебя зовут…
– Зови меня Аран.
– Черт!
– Это настоящее мое имя.
Она засмеялась – чистым звонким смехом, закрывая при этом рот пальцами.
– Ладно.
Она не поверила, хотя мои слова были правдой – ровно на пятьдесят процентов.
– И ты покажешь мне Санкструм и расскажешь об обычаях Санкструма, если я попрошу.
– Это будет очень просто, милый господин. Куда проще, чем добраться до Норатора в срок.
Угу. Следует понимать, что в стране неспокойно, а значит, на дорогах небезопасно. Но это я уже понял, и к этому я готов. Мне нужно увидеть, понять, ощутить плоть страны, прочувствовать на своей шкуре, с чем придется работать. Не слушать доклады, сидя в теплом кресле архканцлера, а самому понять, как обстоят дела. Частично я уже понял, спасибо информации Белека и монахам с их «чудом». Но – лишь частично. Ты поможешь мне увидеть остальное, Амара. И когда я стану архканцлером, за мной не заржавеет. В смысле – благодарность от меня будет, и не только устная.
В трактир шумно ввалились несколько человек. Я рефлекторно схватился за шпагу, но пришли не по мою душу. Пятеро в грубой одежде, длинных полотняных плащах и шляпах с широкими полями, судя по приветственным возгласам, адресованным трактирщику, были завсегдатаями, рабочим людом. Они заняли стол неподалеку от нас, громогласно требуя пива и обильной закуски. Кто-то пошутил о том, что на дождь у него ломает суставы, другой ответил, что его геморрой снова кровавит, будто из задницы льется молодое вино. Местные остроты были тяжеловаты.
Две недели пути по местам, лишенным бытовых и прочих удобств… Тут не только геморрой заработаешь и больные суставы… Когда я драпал из комнаты, где случилось мое вселение, я не зацикливался на бытовых мелочах. Страх подгонял меня. И самоуверенность играла. А теперь, получив передышку, я мог подумать спокойно, и постепенно картина трудностей грядущего пути вставала перед глазами…
Когда мы читаем книги о разнообразных исторических приключениях, бытовые и всякие прочие мелочи долгого путешествия мало интересуют автора. Герои садятся на коней и скачут, скачут… Неделю скачут, месяц скачут. Или идут себе и идут – неделю идут, месяц идут. И все время бодрые, живчики. В реальности все немножко иначе: нужно есть, пить, мыться, бегать в кусты и отдыхать – много отдыхать, чтобы восстанавливать силы. И лично мне интересно прибыть в Норатор без сопутствующих болезней вроде геморроя, стертых ног или острого бронхита, который может случиться, если промерзнешь под дождем, без насекомых в одежде, без пищевых отравлений, с чисто выбритым подбородком, ну и так далее.
Да-да, мужик – ненавижу это слово, ведь мужик, по старым понятиям, по сути раб, крепостной – так вот, мужик должен терпеть, молчать и терпеть снова, особенно перед женщиной, только тогда он называется мужиком. По нашему культурному коду полагается так. Только я не мужик, а мужчина, и
