Она остановила коня неподалеку, сильным ударом вогнала копье в дерево и сноровисто покинула седло. На бедре ее виднелся свернутый кольцами кнут с острым концом из скрученного конского волоса.
– Мужчины отстали, испугались ехать сюда, – сказала женщина высоким грудным голосом, настолько красивым, певучим, что я заслушался ненароком. – А я не боюсь. Ты знаешь, Торнхелл, или как тебя там, я не боюсь. Я ничего не боюсь и никогда не боялась. И для тех не существует преград, кто ничего не боится.
Она медленно вытянула меч из ножен на поясе. Длинное, иссиня-серое лезвие сверкнуло на солнце.
– Моя подруга сказала, что ты крейн и совсем не умеешь владеть клинком.
Она пошла на меня быстро, а я отскочил к самому краю обрыва, судорожно пытаясь выхватить шпагу.
– Неужели это правда и ты не умеешь…
Она сделала быстрый выпад, но к тому времени я все-таки извлек клинок и неумело парировал.
– Дурачок…
Узкий меч снова ударил: легкий обвод вокруг шпаги – и острие меча застыло в сантиметре от моего кадыка. Затем острие медленно пошло вперед, коснулось шеи, легонько царапнуло ее и отпрянуло.
Женщина усмехнулась. В ее глазах зажегся странный огонек.
– Да это чистая правда, она не солгала… Скажи теперь, что это ты врешь, что ты играешь? Нет? Ты не умеешь… Кто ты есть, крейн? Простолюдин? Крестьянин? Может быть, ты крестьянин, сельский дурачок? Зачем согласился на вселение?
Я выругался, а женщина рассмеялась звонким, веселым смехом. Она немного отошла, давая мне место и возможность уйти с обрыва, и снова атаковала, притопнув сапожком в серебряном узоре. Я выставил клинок, она со смехом отбила и шлепнула меня по щеке ледяным кончиком меча.
Не больно, скорее, унизительно.
Я попытался стать в позицию фехтовальщика, так, как видел это по фильмам. Повернулся боком и выставил ногу – так я сокращаю площадь поражения собственного тела.
Она расхохоталась, видя неуклюжие манипуляции.
– Да, да… Попытайся.
Неуловимое движение, и конец меча шлепнул меня по шее. Внезапно женщина отступила, надула губы.
– Нет, Торнхелл, так неинтересно. Так совсем неинтересно, демоны тебя забери! Я, конечно, отрежу твою голову и привяжу ее к цепи, но сначала… Нет, так неинтересно!
Она отступила еще, вогнала клинок в ножны и медленно отстегнула с пояса кнут – мечту Индианы Джонса. Размотала его, продернула сквозь кулак в перчатке.
– Не бойся, кнут не замерз – грелся о мое тело и круп Варры… Он гибок, как и прежде… В предагонии ты будешь обожать меня… Меня обожают все, кого я пытаю… Сначала ты будешь стонать, скулить, ненавидеть, но затем – я увижу это в твоих глазах – перед самой смертью ты воспылаешь ко мне слепой нерассуждающей страстью. Ты будешь меня обожать. Ты примешь смерть от моей руки с любовью…
Она размотала кнут и двинулась мимо меня по дуге, выбирая момент для удара. Льдистые глаза полыхали. На лице расцвел румянец, особенно яркий под красноватыми лучами восходящего солнца.
– Да, да…
Я следил за ней, надеясь отбить удар кнута шпагой. Некстати мозг мой преподнес воспоминание: кнут в момент удара способен развить сверхзвуковую скорость. Может, это городская легенда, конечно, но…
Бич громко щелкнул над моей головой – я не увидел момент удара, с такой быстротой она выбросила руку.
Я отпрянул к самому краю обрыва.
Раздался веселый смешок, глаза нездорово блеснули.
– Да, да…
Кнут Индианы снова взвился, я вскинул руку со шпагой, но откачнулся вбок и едва не выронил оружие от резкой боли над бровями.
– Еще! Еще пляши, мой дурачок!
С бровей начало капать. Кнут рассек кожу на лбу.
Она ожгла меня снова – в плечо, сквозь одежду, я вскрикнул скорее от внезапности атаки, чем от боли, и содрогнулся всем телом – хотя совсем не желал радовать палача своими ужимками.
Она ударила по бедру, с силой, я ощутил адскую боль даже сквозь одежду, и вскрикнул.
– Еще!!!
Удар настиг левое запястье.
– Еще!!! Пляши, крейн! Пляши!
Она возбуждалась от моих стонов. Снова ударила по ноге, по плечу и, примерившись, рассекла левую щеку. Кровь горячей струйкой потекла за воротник.
– Кнут скоро отсыреет от твоей крови, Торнхелл-крейн… Да, становится тепло и солнце всходит… Как только я доберусь до твоей плоти – он отсыреет, но я успею, успею… Но еще не время… Скоро ты начнешь молить, скоро… Это самый сладкий миг…
Алые губы приоткрылись, кончик языка плясал меж оскаленных зубов с острыми клычками.
Она принялась наносить удары – в основном сквозь одежду. И каждый удар вырывал клок кожи из моей куртки или клок ткани из рейтуз. Я слепо отмахивался клинком, но не мог даже задеть ее кнут.
– Я раздену тебя кончиком кнута, – говорила она, обходя меня по дуге за полтора-два метра. – Потом сниму с тебя всю кожу. Тоже кончиком кнута. Клочок за клочком. Ты услышишь, как лопается и слезает твоя кожа. Увидишь, как она свисает ошметками…
Льдистые глаза блестели от возбуждения, она учащенно дышала, как перед оргазменной судорогой.
– Плачь и скули!
Вместо плача я чувствовал, как нарастает внутри слепая бычья ярость. Еще немного, и я просто кинусь на нее с яростным ревом и попробую выгрызть зубами ее глотку.
Дворянка шагнула вперед, занося кнут, но в момент движения сапога из камня выметнулась бледная петля Эльфийской тоски. Порскнула в стороны серая каменная крошка… Носок сапога угодил в петлю, и женщину повело вперед: удар кнута не получился, я успел перехватить плетеную змею, и резко дернул на себя, выбрасывая руку со шпагой. Дворянка нанизалась на нее и мгновенно обмякла. Тело качнулось, и я обнял ее, выпустив шпажный эфес.
Великое удивление стояло в ее глазах. Удивление – и понимание неизбежности смерти.
– Ты же крейн… Ты не можешь…
Я чувствовал, как тяжелеет ее тело.
– Научился, – сказал я. Я и впрямь… научился убивать…
Ее глаза подернулись пленкой. Она умерла раньше, чем я докончил фразу.
Я положил ее на каменную площадку. Шлем скатился с головы, обнажились соломенные густые волосы. С бархатной щеки быстро сходил румянец.
– Ты закончил… – пришел ниоткуда громкий шепот; кажется, прозвучал прямо в голове. – Ты закончил, Торнхелл-крейн… Теперь иди к нам. Мы покажем куда… Иди к нам… Иди к нам…
Глава 31
Легко сказать «иди»… Я распластался на ледяном камне, дыша в полную силу, чего просто не мог сделать, пока удары бича сыпались один за другим. Я дышал, дышал жадно, впитывал воздух, казалось, всем телом, до головокружения, до радуги в глазах, до ломоты в зубах, до судорожной дрожи. Рассечения и ушибы от кнута горели по всему телу.
Услышал, как Варра, испуганно заржав, вдруг ударилась в галоп, ускакала. Это было хорошо. Обученный конь мог бы проломить мне голову копытом – за свою хозяйку.
Наконец схлынуло. Я смог приподняться. И сразу почувствовал, что меня трясет: я выбиваю походный барабанный бой зубами, а ягодицы, спина, икры и некоторые другие части тела чувствуют себя, как на лучших курортах Антарктики. Еще немного этих криопроцедур, и – прощай, молодость. Я осторожно встал и согнул одну ногу в колене. Больно, черт… но терпимо.
