в виду, что к разгадке меня подтолкнул ваш рассказ об индейце, бросившем нож в человека, который стоял на крепостной стене.
– Вы уже несколько раз это говорили, – с недоумением сказал Уэйн. – Но что тут общего? Что дом этот похож на крепость и, значит, стрелу, как и тот нож, забросили рукой? Так ведь стрела прилетела издалека. Ее не могли забросить на такое расстояние. Стрела-то полетела далеко, а мы все топчемся на месте.
– Боюсь, вы не поняли, что с чем сопоставить, – сказал отец Браун. – Дело вовсе не в том, как далеко можно что-то забросить. Оружие было использовано необычным образом – вот что главное. Люди, стоявшие на крепостной стене, думали, что нож пригоден лишь для рукопашной схватки, и не сообразили, что его можно метнуть, как дротик. В другом нее, известном мне случае люди считали оружие, о котором шла речь, только метательным и не сообразили, что стрелой можно заколоть, как копьем. Короче говоря, мораль здесь такова если нож мог стать стрелой, то и стрела могла стать ножом.
Все взгляды были устремлены теперь на Брауна, но, как будто не замечая их, он продолжал все тем же обыденным тоном:
– Мы пытались догадаться, кто стрелял в окно, где находился стрелок, и так далее. Но никто ведь не стрелял. Да и попала стрела в комнату вовсе не через окно.
– Как же она туда попала? – спросил адвокат, нахмурившись.
– Я думаю, ее кто-то принес, – сказал Браун. – Внести стрелу в дом и спрятать ее было нетрудно. Тот, кто это сделал, подошел к Мертону, вонзил стрелу ему в горло, словно кинжал, а затем его осенила остроумная идея разместить все так, чтобы каждому, кто войдет в комнату, сразу же представилось, что стрела, словно птица, влетела в окошко.
– Кто-то, – голосом тяжелым, как камни, повторил старик Крейк.
Зазвонил телефон, резко, настойчиво, отчаянно. Он находился в смежной комнате, и никто не успел шелохнуться, как Браун бросился туда.
– Что за чертовщина? – раздраженно вскрикнул Уэйн.
– Он говорил, что ему должен позвонить Уилтон, – все тем же тусклым, глухим голосом ответил дядюшка.
– Так, наверно, это он и звонит? – заметил адвокат, явно только для того, чтобы заполнить паузу. Но никто ему не ответил. Молчание продолжалось, пока в комнате внезапно снова не появился Браун. Не говоря ни слова, он прошел к своему стулу.
– Джентльмены, – начал он. – Вы сами меня просили решить для вас эту загадку, и сейчас, решив ее, я обязан сказать вам правду, ничего не смягчая. Человек, сующий нос в подобные дела, должен оставаться беспристрастным.
– Я думаю, это значит, – сказал Крейк, первым прервав молчание, – что вы обвиняете или подозреваете кого-то из нас.
– Мы все под подозрением, – ответил Браун. – Включая и меня, поскольку именно я нашел труп.
– Еще бы не подозревать нас, – вспыхнул Уэйн. – Отец Браун весьма любезно объяснил мне, каким образом я мог обстрелять из самолета окно на верхнем этаже.
– Вовсе нет, – сказал священник, – вы сами мне описали, каким образом могли бы все это проделать. Сами – вот в чем суть.
– Он, кажется, считает вполне вероятным, – загремел Крейк, – что я своей рукой пустил эту стрелу, спрятавшись где-то за оградой.
– Нет, я считал это практически невероятным, – поморщившись, ответил Браун. – Извините, если я обидел вас, но мне не удалось придумать другого способа проверки. Предполагать, что в тот момент, когда совершалось убийство, мимо окна в огромном самолете проносится капитан Уэйн и остается незамеченным – нелепо и абсурдно. Абсурднее этого только предположить, что почтенный старый джентльмен затеет игру в индейцев и притаится с луком и стрелами в кустах, чтобы убить человека, которого мог бы убить двадцатью гораздо более простыми способами. Но я должен был установить полную непричастность этих людей к делу, вот мне и пришлось обвинить их в убийстве, чтобы убедиться в их невиновности.
– Что же убедило вас в их невиновности? – спросил Блейк, подавшись вперед.
– То, как они приняли мое обвинение, – ответил священник.
– Как прикажете вас понять?
– Да будет мне позволено заметить, – спокойно заговорил Браун, – что я считал своей обязанностью подозревать не только их двоих, но и всех остальных. Мои подозрения относительно мистера Крейка и мои подозрения относительно капитана Уэйна выражались в том, что я пытался определить, насколько вероятна и возможна их причастность к убийству. Я сказал им, что пришел к некоторым выводам, что это были за выводы, я сейчас расскажу. Меня интересовало – когда и как выразят эти господа свое негодование, и едва они возмутились, я понял они не виновны. Пока им не приходило в голову, что их в чем-то подозревают, они сами свидетельствовали против себя, даже объяснили мне, каким образом могли бы совершить убийство. И вдруг, потрясенные страшной догадкой, с яростными криками набрасывались на меня, а догадались они оба гораздо позже, чем могли бы, но задолго до того, как я их обвинил.
Будь они и в самом деле виноваты, они бы себя так не вели. Виновный или с самого начала начеку, или до конца изображает святую невинность. Но он не станет сперва наговаривать на себя, а затем вскакивать и негодующе опровергать подкрепленные его же собственными словами подозрения. Так вести себя мог лишь тот, кто и в самом деле не догадывался о подоплеке нашего разговора. Мысль о содеянном постоянно терзает убийцу; он не может на время забыть, что убил, а потом вдруг спохватиться и отрицать это. Вот почему я исключил вас из числа подозреваемых. Других я исключил по другим причинам, их можно обсудить позже. К примеру, секретарь. Но сейчас не о том. Только что мне звонил Уилтон и разрешил сообщить вам важные новости. Вы, я думаю, уже знаете, кто он такой и чего добивался.
– Я знаю, что он ищет Дэниела Рока, – сказал Уэйн. – Охотится за ним, как одержимый. Еще я слышал, что он сын старика Хордера и хочет отомстить за его смерть. Словом, точно известно одно: он ищет человека, назвавшегося Роком.
– Уже не ищет, – сказал отец Браун. – Он нашел его.
Питер Уэйн вскочил.
– Нашел! – воскликнул он. – Нашел убийцу! Так его уже арестовали?
– Нет, – ответил Браун, и его лицо сделалось суровым и серьезным. – Новости важные, как я уже сказал, они важнее, чем вы полагаете. Мне думается, бедный Уилтон взял на себя страшную ответственность. Думается, он возлагает ее и на нас. Он выследил преступника, и когда наконец тот оказался у него в руках, Уилтон сам осуществил правосудие.
– Вы имеете в виду, что Дэниел Рок… – начал адвокат.
– Дэниел Рок мертв, – сказал священник. – Он отчаянно сопротивлялся, и Уилтон убил его.
– Правильно сделал, – проворчал мистер Гикори Крейк.
– Я тоже не сужу его – поделом мерзавцу. Тем более, Уилтон мстил за отца, – подхватил Уэйн. – Это все равно что раздавить гадюку.
– Я не согласен с вами, – сказал отец Браун. – Мне кажется, мы все сейчас пытаемся скрыть под романтическим покровом беззаконие и самосуд, но, думаю, мы сами пожалеем, если утратим наши законы и свободы. Кроме того, по-моему, нелогично, рассуждая о причинах, толкнувших Уилтона к преступлению, не попытаться даже выяснить причины, толкнувшие к преступлению самого Рока. Он не похож на заурядного грабителя, скорее это был маньяк, одержимый одной всепоглощающей страстью, сперва он действовал угрозами и убивал, лишь убедившись в тщетности своих попыток, вспомните обе жертвы были найдены почти у дома. Оправдать Уилтона нельзя хотя бы потому, что мы не слышали оправданий другой стороны.
– Сил нет терпеть этот сентиментальный вздор, – сердито оборвал его Уэйн. – Кого выслушивать – гнусного подлеца и убийцу? Уилтон кокнул его, и молодец, и кончен разговор.
– Вот именно, вот именно, – энергично закивал дядюшка.
Отец Браун обвел взглядом своих собеседников, и лицо его стало еще суровее и серьезнее.
– Вы в самом деле так думаете? – спросил он.
И тут все вспомнил, что он на чужбине, что он – англичанин. Все эти люди – чужие ему, хоть и друзья. Его землякам неведомы страсти, кипевшие в этом кружке чужаков, – неистовый дух Запада, страны мятежников и линчевателей, порой объединявшихся в одном лице. Вот и сейчас они объединились.
