Малышев разразился простуженным карканьем.
– Полагаю, это означает отказ? – поднял брови Артур. Он зашел отцу за спину, внимательно разглядывая спину отца, сплошь иссеченную застарелыми шрамами.
– Как ты считаешь, будет ли дергаться человек, когда его кладут на раскаленную жаровню? – задыхаясь от истерического смеха, спросил Сергей.
– Я так и думал. Тогда займемся твоим спинным мозгом.
Приставив стамеску к одному из грудных позвонков, Арчи с силой ударил по рукоятке молотком. Коротко хрустнуло, из глубокой трещины в спине потекла кровь. Тело Малышева дернулось, как от удара током, глаза вылезли из орбит. С губ сорвался сдавленный стон.
– Вот так, – пробормотал Артур, делая еще одну зарубку на отцовском позвоночнике. – Это должно сработать…
После четвертой насечки он вернул инструменты на табуретку и подхватил скальпель. Нагнувшись, Артур провел лезвием по внутренней стороне бедра отца, задрал кончиком ножа кожу, потянул в сторону. Обнажились мышцы и сухожилия, рана мгновенно наполнилась кровью, заливая нижнюю часть ноги. Потом он рассек кожу между большим и вторым пальцами на его правой ступне.
Малышев не шелохнулся.
– Что-нибудь чувствуешь? – озабоченно спросил Артур. – По идее, у тебя должно наступить онемение нижних конечностей, как после анестезии. Я не хочу, чтобы ты перевернул мангал, если вдруг начнешь брыкаться.
Сергей ничего не ответил. Осторожно заглянув в лицо отцу, парень понял, что тот потерял сознание.
– Это не страшно, – кивнул Артур. Открыв флакон с нашатырным спиртом, он сунул его Малышеву под нос.
– Давай, па, – ухмыльнулся молодой человек, глядя, как веки отца затрепетали. На него смотрели ничего не понимающие глаза, подернутые мутной пленкой.
– Ты не должен пропустить это веселое представление. Тем более все только начинается, – добавил Артур и кинул масло на докрасна раскаленный противень. Жаровня нагрелась так, что была похожа на переливающийся жаром рубин. Молочный продукт мгновенно зашипел, образовывая по контуру брикета пузырящуюся лужицу.
Артур приблизился к медному быку и, ослабив узел, начал понемногу, звено за звеном, приспускать цепь. До тех пор, пока бедра Сергея не оказались на одном уровне с раскаленным мангалом. Обездвиженные ноги подогнулись, размазав кровь на полу.
Масло продолжало быстро таять, брызжа и плюясь бледно-желтыми каплями. Они попадали на кожу Малышева, но он лишь грыз и без того прокушенные в нескольких местах губы.
– Арчи, – прошептал он. Его взгляд прояснился, и теперь там плескалось безумие. Он попытался шевельнуть ногой, но его нижние конечности оставались неподвижными.
«Даже если ты выберешься из этой передряги, то останешься инвалидом», – скрипнул внутренний голос.
– Сынок… – еще тише произнес Малышев. – Ты ждешь, что я буду просить тебя остановиться? Нет, Арчи. Это ты пускал сопли в клетке. Клялся в любви, включал дурачка про потерю памяти. Я другой. Я не прячусь и не закрываю лицо руками, как вонючий трус. В этом мы и отличаемся.
– Срать я хотел, какой ты, другой или не другой, – равнодушно отозвался Артур. – И мне плевать, боишься ты боли или нет. Я просто хочу, чтобы ты сдох с мыслью о том, что наступила расплата за твои отмороженные шутки. Я хочу, чтобы ты осознал – я разрежу тебя пополам, как червяка. Вот это тебя грызет изнутри. Этого ты боишься.
Он шагнул к отцу, обхватив его безвольное тело руками. Молодой человек чувствовал, как вытекающая из разрубленных позвонков кровь отца пропитывает его грязную рубашку. Кровь была горячей и липкой.
– Я тебя проклинаю, – прошелестел Сергей.
– Ой. Это действительно очень страшно, – засмеялся парень. – Лучше закрой глаза, пап. Тебе лучше не видеть то, что сейчас произойдет. Если хочешь, я сделаю тебе повязку.
Малышев отрицательно покачал головой.
– Все будет хорошо, – нежно проговорил Артур и, с трудом приподняв отца, подался вперед, к жаровне. Ноги Малышева коснулись края стального листа, на котором вовсю шкворчало масло. Брикет уже полностью растворился, превратившись в булькающую желто-масляную жижу, которая источала характерный запах молочного продукта.
– Согнется колено, вихляет ступня,Осклабится челюсть в гримасе… –тихо запел Малышев.
– Скелет со скелетом столкнется, звеня,И снова колышется в плясе…[9]Артур быстро обошел отца и, нагнувшись, ухватился за его щиколотки. Одна из раскаленных капель масла попала ему в глаз, и он выматерился.
«Никто и не говорил, что будет легко», – подумал он, истекая потом от напряжения и духоты. Источаемое жаровней немыслимое пекло выдавливало из него последние силы. Наконец Артуру удалось задрать ноги отца, и он усадил его прямо на пышущий жаром противень. Клокочущее шипение уже начинающего подгорать масла на несколько секунд прекратилось. Сергей чуть вздрогнул, но тут же возобновил едва слышное пение:
– Пора, и мертвец, то один, то другой,Стихает; за саван хватается свойИ шасть – под землей исчезает…Артур нагнулся, поднимая бензопилу с пола. Извлек рычаг воздушной заслонки, обогатив топливную смесь, затем резко потянул шнурок стартера. Пила чихнула. Артур снова дернул стартер, на этот раз более энергично, и наконец пила ожила. Пронзительный визг закладывал уши, слегка вибрирующая шина инструмента поблескивала от скользящей цепи со смертоносными зубьями.
– Ты предлагал повеселиться, папуля?! – заорал Артур, пытаясь перекричать надрывно-металлический визг бензопилы. – Так теперь самое время!
Он встал за спиной отца, из-под ягодиц и ног которого начал просачиваться густой дым прогорающей плоти. Кожа, быстро покраснев от немыслимой температуры, начала темнеть и наливаться пузырями, и те вскоре стали лопаться. По камере поплыл дым и смрад поджаривающегося мяса.
– Господи, прости меня, грешного, – прошептал Артур и погрузил шину пилы в левый бок отца. В стороны веером брызнула кровь, полетели клочья кожи и плоти. Зубья быстро рассекли мясо, перемололи хрящи и толстую кишку с мочеточником, с хрустом наткнувшись на тазовую кость. Артур подвигал пилу, расширяя рану, затем, с хлюпаньем вынув свое орудие из страшного разреза, вогнал шину с правой стороны тела.
– Отче наш, – бормотал Артур, жмурясь от кровавого дождя, обволакивающего его липкими кляксами. – Иже еси на небесах…
Мельком скользнув по ребрам, бензопила жадно вгрызлась в подвздошную кость. К душной пелене, пропитавшей камеру, добавилась вонь жженой кости. Наконец залитая кровью шина, скрежеща зубцами, уперлась в позвоночный столб.
Малышев дернулся, заваливаясь назад. Из громадных разрезов выползли бледные внутренности, они свешивались осклизлыми тряпками на поджаривающиеся бедра. Кровь лилась потоком, как из ведра. Попадая на дымящуюся жаровню, она злобно шипела, будто разбуженная змея, в нору которой ткнули палкой.
– Здесь саван… – едва ворочая языком, выдавил Малышев. – Он… чувствует это… Вот церковь… Как тронуть… священную дверь?..
Внезапно пила заглохла. Рассеченная часть туловища Сергея булькнула и просела, зажав своей разлохмаченной массой полотно бензопилы. Артур раздраженно вынул свое оружие, вернувшись к левому боку Малышева, там, где надрез был менее глубоким. Дернул скользкий от крови шнур стартера, возвращая орудие мести к жизни.
– Да будет воля твоя… – выдавил Артур. Глубоко вздохнув, он снова погрузил бензопилу в искромсанное тело отца. Треснул крестец, и верхняя часть тела, поддерживаемая цепью, плавно качнулась в
