– Так или иначе, эти два случая трудно сравнивать. Мы сейчас быстренько туда, находим зуб, и обратно. Нет ничего проще.
– Когда работаешь с тобой, Вилли, все ох как непросто.
Свет за шторой сделался ярче, и Кэй стало понятно, что они уже прямо за окном. Что-то звякало у нее в голове, как сиплый звонок неисправного будильника. Зуб? О чем это они?
Кэй попыталась сесть, но голова, от которой резко отхлынула кровь, закружилась. И тут она вспомнила про карточку, лежавшую на подушке, – теперь она была под подушкой. Кэй вытащила ее и рассмотрела еще раз. Внизу, большими буквами, ясно значилось: Перемещения. А это, получается, переместители: Вильям Морок и Филип Лешши. Но кого они собираются отсюда перемещать?
Вдруг ее как волной накрыло: они говорят про папин зуб – про его зуб мудрости, удаленный в прошлом году, который он (неохотно) отдал ей, потому что она попросила. Умоляла его даже. На память. Зуб лежал в левом кармане ее кофты, а та висела – где? – на ближайшем столбике кровати. Кофта была на ней в сочельник. Сегодня. Вчера.
Они были очень близко уже, за стеклом – вероятно, использовали как опору наружный подоконник. Возня, шарканье по черепичной крыше, так отчетливо звучавшее в темном безмолвии дома, – все это прекратилось. В тишине она услышала, как поворачивается ручка окна. Быстро, как могла, протянула руку, пригнулась, чтобы кровь прилила к голове, нащупала карман кофты и достала зуб. Сжав его в правой руке, засунула кулак под подушку. Затем зажмурила открытый глаз и, весьма целенаправленно зарыв голову в мягкий пух подушки, прикинулась спящей.
У каждого места – свои шумы, подобные отпечаткам пальцев. Большую часть времени их, конечно, все пропускают мимо ушей – это может быть еле слышное гудение, а в иные сезоны потрескивание, чуть заметный сквозняк, крылья птиц, мыши или ежи в саду. Зимой в спальне девочек этим характерным звуком был тихий шелест хвойных деревьев в двух-трех шагах от окна: ветки качались на ветру, шуршали, скреблись об угол дома, когда их тревожило какое-нибудь мелкое ночное существо. Кэй лежала, плотно закрыв глаза (не слишком ли плотно? она расслабила веки) и стискивая в правой руке под подушкой отцовский зуб, – и тут глухой привычный шорох как бы распахнулся, снаружи дунуло мимо шторы. Двое чужаков лезли в комнату.
Сердце Кэй застучало.
– Ох-х! – Один из них не удержался на подоконнике и, протаранив штору, всей тяжестью рухнул на пол. Кэй затаила дыхание; мама должна была услышать, а если даже нет – уж Элл-то не могла не проснуться.
– Тс-с-с, – раздался голос от окна. Затем: – Этот зуб действительно так нужен? Может, ну его?
– Флип, мы должны отчитаться за все движимое, что перечислено в приказе Гадда. Если ты намерен чем-то манкировать – ну, не знаю, смотри сам. – Вилли, судя по тому, как звучал его шепот, поднимался на полу в сидячее положение. – Если уж совсем начистоту, то после всей этой петрушки с Габсбургами я бы предпочел никогда больше не видеть, как гадкие маленькие ноздри Гадда раздуваются от злости на меня… Гм-м, кажется, синяк будет.
– Надеюсь, – отозвался Флип. – Какой был бы интерес тебя толкать, если бы ты никогда не ушибался?
После этого Кэй отважилась снова чуть-чуть приподнять левое веко. Сквозь ресницы, мутящие взор, она увидела зажженный фонарик, который держала рука, высунутая из-за шторы. Он светил в стену напротив нее, луч двигался по стене: Флип начал искать зуб.
– Где она, по-твоему, может его хранить? – спросил Флип, оттеснив макушкой край тяжелой шторы, чтобы поглядеть на Вилли, который все еще сидел на полу и потирал голень.
В тусклом свете Кэй мало что могла различить, но видела, что оба они очень долговязые, прямо-таки растянутые – похожие на искаженно-протяженные тени нормальных фигур, освещаемых от земли.
– Ты бы, может, встал, помог мне, окажи такую милость, – промолвил Флип – а тем временем его невозможная, нескончаемая нога (паучья, подумалось Кэй) перемахнула через подоконник и, всколыхнув штору, опустилась на пол. За ней в тесную спальню последовало его длинное туловище. Флип тут же опять повернулся к дальней стене – к книжному шкафу, комоду и кучке игрушек в углу, где их утром оставила Элл. И очень кстати повернулся, потому что Вилли сказал такое, из-за чего Кэй, пусть на секундочку, открыла левый глаз широко-широко, – и, если бы Флип глядел в ее сторону, он бы, конечно, этот глаз заметил.
– В приказе, – громко проговорил Вилли, достав из кармана и развернув смятый лист бумаги, – сказано, что он в левом кармане ее кофты. Или, с очень малой вероятностью, в ее правой руке.
– Кофты? – переспросил Флип.
– Столбик кровати, – отозвался Вилли. И тут луч описал быструю дугу, Флип крутанулся, и у Кэй была доля секунды на то, чтобы снова зажмурить левый глаз. Она задержала дыхание и сосредоточилась на том, чтобы не пошевелить правым кулаком с драгоценным – теперь – достоянием, не сдвинуть его даже на миллиметр. Но напрасно. Весь ее героический самоконтроль пропал зря, театральная неподвижность не сработала. Говоря, Вилли уже смотрел на нее в упор поверх страницы.
Всё в комнате, всё вокруг нее переменилось, чувствовала Кэй.
Всё.
– Флип, – прошептал Вилли, глядя на Кэй взглядом, который она ощущала всем лицом, хотя глаза были плотно зажмурены. – Флип, у нас проблема.
Сердце Кэй уже, казалось, пробило тропу из груди до самого горла. Голову вдруг так расперло, что она едва слышала их продолжающийся разговор.
– Главная наша проблема – ты, – сказал на это Флип. – Ну, что у тебя еще?
Несколько секунд было совсем тихо, и Кэй смутно слышала, как елка за окном скребется о водосточный желоб.
– Нас засекли, – произнес Вилли так же тихо и сдержанно. – Не волнуйся, девочка, все в порядке, можешь открыть глаз, – сказал он. – Мы не кусаемся.
– Но я же читал приказ. Там ничего не говорится о ее свидетельских способностях, – по-ястребиному свирепо прошептал Флип, подходя к Вилли и забирая у него бумаги. Он поднял Вилли на ноги и начал проглядывать приказ. – Не-а, – сказал он, ведя пальцем по странице. – Сплошное «нет». Ни могущества, ни истории, ни прорицательских, ни свидетельских способностей. Чиста абсолютно. По биографической части – нуль. Она не может нас видеть. Не может видеть такими, какие мы есть.
– Она прекрасно может нас видеть, – возразил Вилли, глядя на Кэй. Он был такой высокий, что его голова, слегка наклоненная под скатом косого потолка, находилась на одном уровне с ее головой на верхнем ярусе кровати. Он наклонил ее еще больше на сторону, чтобы оказаться с Кэй лицом к лицу.
– Привет, – промолвил он приятным
