— Простите. — Он пробрался к окну и приоткрыл его. Внимательно посмотрел на Эдисон. Отсюда он не мог слышать, что она говорит, но видел, что ей трудно даже шевелить губами.
— Можно тебя на минуточку? — раздался голос Джека Туччи. В одной руке он держал стакан, в другой — изящную, ручной работы, трубку, источавшую сладкий дымок с ароматом вишен.
— Как поживаешь? — холодно спросил Майкл.
— Прекрасно. А ты?
— Лучше не бывает.
— Чего не скажешь об Элисон, — сухо добавил Джек.
— Почему? — поинтересовался Майкл, словно не замечая того, что было очевидно для всех.
— Я несколько раз звонил тебе на работу на этой неделе. Почему ты не перезвонил?
— Мне ничего не передавали. Нет, правда, — добавил Майкл, увидев, как сузились глаза Туччи. — Моя секретарша так необязательна.
— Майкл, ты со мной говоришь, я а не с каким-нибудь яйцеголовым кретином. Я надеялся, что ты допускаешь у меня наличие интеллекта, позволяющее понять, что меня старательно избегают. Так что не будем. — Он взял Майкла за руку и затащил в угол. — Что с Элисон?
— Она больна.
— Чем?
— Почки.
— А поконкретней?
— Джек, если тебе требуется подробное медицинское заключение, позвони ее врачу.
— Я сейчас разговаривал с ней, и она смотрела сквозь меня. Она словно в каком-то трансе. Болезни почек так не проявляются.
— Что бы ты хотел от меня услышать?
— Правду. Элисон больна, но дело тут не в физическом состоянии. Что-то не в порядке с ее психикой. Я должен все знать, чтобы помочь ей.
Майкл бесстрастно смотрел на Туччи.
— Я уже сказал, Джек, это — почки.
— Ты принимаешь меня за идиота!
— Если угодно.
Джек схватил Майкла за руку.
— Я…
Майкл стряхнул его руку.
— Что бы с ней ни происходило, это не твое дело. Извини за резкость.
— Значит, это исключительно твое дело?
— Совершенно верно.
— По какому такому праву? Вас связывают священные узы брака?
— Нет. Но Элисон — моя. И я сверну шею любому, кто сунет нос не в свое дело. Я не желаю продолжать этот спор. Элисон больна. Почки, знаешь ли, барахлят. — Он пошел прочь, злясь на Джека, злясь на себя за то, что не сумел сдержаться. Он подошел к стене и уселся на пол. Разглядывал народ, затем вновь проверил, как там Элисон. Она по-прежнему разговаривала с кем-то, совершенно механически. Майкл попытался представить себя на ее месте, ощутить страдание, боль и страх, которые испытывала она, вкупе с перенесенным недавно ужасом, перевернувшим всю ее жизнь. Но не смог. — Привет, — сказала Дженнифер, усаживаясь рядом с ним. — Брезгуешь нашим обществом?
— Да, — холодно ответил он.
— Уже двадцать минут двенадцатого. Майкл взглянул на часы и кивнул.
— Через пять минут пойду.
— По-моему, неплохая вышла вечеринка, — заметила Дженнифер, зная, что ему это столь же безразлично, сколь и ей самой.
— Вечеринка как вечеринка. Постарайся, чтобы после моего ухода Джек Туччи не подходил к ней.
— А в чем дело?
— Он может задать слишком много вопросов, а она сейчас в таком состоянии, что может и ответить.
— О'кей.
— Кто-нибудь еще не в меру любопытный здесь есть?
— Не думаю.
— Ты должна не думать, а знать!
— Есть! — с раздражением ответила она, — Не спускай с нее глаз. И держи их от нее на расстоянии. Или, на худой конец, пусть болтают о всякой ерунде. Никто не должен говорить с ней о ее здоровье!
— Я прослежу, не беспокойся.
— Сегодня днем я пообщался с Гатцем. — Он помолчал. — Если он снова придет ко мне и не застанет меня дома, он запросто может заявиться сюда. Спрячь ее куда угодно, заслони ее спиной, засунь под кровать. Но его к ней не подпускай.
— Хорошо.
Майкл вложил ей в ладонь листочек бумаги.
— Здесь телефон врача. Если ей станет плохо, позвони. Он сразу же приедет.
Дженнифер кивнула.
Он поднялся на ноги, отряхнул пиджак и пошел через комнату, опустив голову, чтобы никто не пристал к нему с праздной болтовней.
Элисон подняла глаза, Майкл взял ее за руку.
— Прошу меня извинить, — сказал он, поднимая ее с места и ведя через комнату. Она бессильно прислонилась к стене. — Как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — ответила Элисон. Губы ее еле двигались, голос звучал словно откуда-то издалека.
— Хуже не стало?
— Нет.
— Я сейчас ухожу, — сказал он, избегая ее глаз. Глядя в них, он ощущал тревогу и угрызения совести. Постараюсь вернуться до того, как закончится вечеринка. Если не успею, спи здесь, а я постараюсь появиться как можно скорее.
— Куда ты идешь?
— Я сам еще точно не знаю.
— Но если…
— Никаких больше вопросов. — Он пошарил взглядом в толпе. — Дженнифер, — позвал он.
— Уходишь? — подойдя, спросила та.
— Да. Позаботься об Элисон.
Майкл открыл шкаф, снял с вешалки свое пальто и перебросил его через руку. Затем взялся за ручку черного кейса и вытащил его.
— Что там? — спросила Элисон, только что заметив его.
— Ничего. — Майкл повернулся к двери.
— Майкл, — сказала Дженнифер, — будь осторожен. Элисон быстро взглянула на нее, затем прижалась к Майклу всем телом. Он обнимал ее, гладя ее волосы, затем мягко отстранил и легонько подтолкнул к Дженнифер.
— Позволь мне пойти с тобой, — еле выговорила Элисон.
Майкл не ответил. Он открыл дверь и ушел.
Глава 26
Майкл подышал на побелевшие вт холода руки. На ходу снова натянул перчатки, завернул за угол и медленно побрел по 89-й улице.
Людей поблизости видно не было, стояла почти полная тишина. Казалось, жизнь покинула этот район, где сегодня должно было произойти нечто сверхъестественное.
Мимо Майкла проскочили две машины. Он остановился и посмотрел вперед. Особняк был совсем уже близко.
Майкл вглядывался в подъезд и чернеющие окна, и вдруг порыв внезапно налетевшего ветра ударил его в спину. И окружавший его мрак словно еще более сгустился, и ужас, охватывающий его при мысли о том, что ему придется в одиночку войти в таинственный дом, усилился.
Он начал было переходить улицу, но остановился я поднял глаза. Теперь он видел неясную фигуру, маячившую в окне пятого этажа. Священник. Отец Мэтью Галлиран. Или Вильям О'Рурк? Интересно, он на самом деле слепой? Узнав о существовании заговора, Майкл сильно засомневался в этом. Возможно, слепота — лишь уловка, прикрытие, позволявшее старику целыми днями сидеть и безнаказанно пялиться в окно.
Сообразив вдруг, что его могут заметить, Майкл метнулся к тротуару. Достал из кармана связку ключей, тихонько поднялся по каменным ступеням крыльца и нырнул в подъезд. Здесь его никто не мог
