Элисон взяла папку с фотографиями Дженнифер и принялась листать ее.
— Новые снимки? — спросила она после паузы.
— Так, продукт истерии межсезонья.
— А ты неплохо потрудилась.
— Такова моя тяжкая доля.
— А чего бы ты хотела? — Элисон улыбнулась. — Все трудятся в поте лица.
— Да. Портной, сапожник и пирожник.
— Именно так.
— И даже Майкл?
— Так мне по крайней мере говорили.
— Кто?
— Он сам.
Элисон покачала головой.
— Он ищет сочувствия.
— А у тебя он его не находит.
— Все как-то не было удобного случая. Я уезжала, если ты помнишь.
— Ну а сейчас он дождется от тебя сочувствия?
— Посмотрим. — Что «посмотрим»?
— Просто — посмотрим. — А он тебе сочувствует?
— Мне это не нужно. Дженнифер кивнула.
— Очень романтично.
— Что именно?
— Разлука. Она воспламеняет сердца любовью.
— Другое место она воспламеняет.
— Какое? Печень?
Они рассмеялись.
Вскоре принесли напитки, которые стояли нетронутыми, пока подруги обсуждали некоторые подробности вчерашнего телефонного разговора. Затем они быстро пообедали, поймали, выйдя из ресторана, такси и направились в Вест-Сайд. На 26-й улице такси остановилось, и девушки вошли в обшарпанное здание. Еще одна фотомодель дожидалась в вестибюле лифта. Они познакомились — ее звали Луиз — и поднялись на седьмой этаж, где располагалась студия Джека Туччи.
Съемка длилась несколько часов. — Еще чуть-чуть, — объявил, наконец, Туччи с легким европейским акцентом.
Камера защелкала — раз, два, три.
Перейдя в другое место, Джек поменял ракурс, стряхнул капли пота со своей аккуратной бородки, снова поменял ракурс. Его гибкое тело перемещалось по студии быстро и элегантно. Опытный. Уверенный в себе. Самолюбивый.
— Чуть левее, — скомандовал он, для наглядности махнув рукой. — Выше подбородки! Слишком высоко! Вот так!
Камера защелкала.
— О'кей. Объявляется перерыв на обед. Затем займемся черно-белыми снимками.
Щурясь от яркого света, девушки сошли с подиума и осторожно пробрались через провода и прожекторы к креслам в дальнем углу студии.
Джек установил камеру на треногу и присоединился к ним.
— Сигареты есть? — спросила Дженнифер, Джек достал пачку из кармана рубашки и бросил ее на стойку бара.
Элисон уютно устроилась в старом кресле.
— Кому еще? — предложил Джек, протягивая сигареты. Не получив ответа, спрятал пачку обратно в карман, пошарил в шкафу и извлек оттуда стопку фотографий.
— Хочу знать ваше мнение. — Он передал снимки Дженнифер перед тем, как исчезнуть за дверью.
Спустя мгновение он появился с подносом, на котором лежало несколько сандвичей, стояли банки «Кока-Колы» и бутылка белого вина.
— Черный хлеб — с языком, — объяснил Джек, — белый — с ростбифом. — Он улыбнулся и принялся раздавать еду. — Элисон? — спросил он, когда две другие девушки взяли себе по сандвичу.
— Чуть попозже, — отозвалась она, безвольно свесив руки с подлокотников, и вытянув усталые ноги.
— Ну и как? — Джек кивнул на снимки.
— Ничего, — ответила Дженнифер. Она достала из сумочки очки и водрузила их на свой изящный носик. — Что это за девушка?
— Ты ее не знаешь.
— Фотомодель?
— Нет. Так, одна знакомая. — Он хитро подмигнул.
— Качество потрясающее.
— А до чего все естественно!
— Весьма. Как тебе это удалось?
— Ax, — на его губах заиграла сладострастная улыбочка, — естественное освещение и вуайеризм. Кажется так называется половое извращение, заключающееся в наблюдении за половым актом? Камера — великий сексуальный маньяк. Когда снимаешь обнаженную натуру, необычайно важна фактура объекта, но если она догадывается о присутствии камеры, натуральная прозрачность тела неминуемо теряется. Взгляни на ее лицо. Смог бы я достичь этой чистоты, этой нежности, знай девчонка, что я щелкаю фотоаппаратом? Смог бы я уловить этот бесстыдный нарциссизм? — заметил он, не скрывая восхищения.
И принялся обсуждать вопросы преломления света в фотографии.
Тут-то все и произошло.
Элисон продолжала сидеть в кресле, небрежно перелистывая номер «Вог». Первым делом у нее заболела голова. Почти мгновенно, словно боль была с ней всегда, но лишь не прорывалась наружу. Она сконцентрировалась где-то в глубине черепа. Сначала Элисон удивилась, потом испугалась. Всю неделю она великолепно себя чувствовала. Да-да, последний раз голова у нее болела в то утро, когда звонила мисс Логан. Да это и болью-то нельзя было назвать, так какое-то тупое давление в висках, которое Элисон отнесла на счет нервного перенапряжения. А сейчас что? Всему виной, наверное, многочасовое пребывание в слепящих лучах прожекторов. Но будь это просто мигрень, Бог с ней. Что-то творилось с ее спиной, словно к коже прижали кусок сухого льда. Она в испуге выпрямилась, отшвырнула журнал, подошла к окну и взглянула поверх крыш. Луна в последней четверти, дымовые трубы — вот все, что открылось ее взору. Элисон тряхнула головой, тщетно пытаясь избавиться от боли, затем повернулась к бару и прислушалась.
— Ты уверен, что не смог бы достичь подобного эффекта, снимая профессиональную фотомодель? — спрашивала Луиз. Звуки доносились до Элисон, словно сквозь толстый слой ваты. Они превращались в неясный гул.
И исчезли совсем.
Элисон пошатнулась назад. Оконное стекло задрожало и треснуло.
Все в изумлении обернулись и уставились на нее.
— Я… я… — бормотала Элисон, и миллионы крошечных иголочек поднимались вверх по ее рукам, распространяясь по всему телу и уступая место более грозному ощущению: полному онемению кожи. Она начала ожесточенно тереть руки друг о друга.
Джек перемахнул через стойку, подхватил ее как раз в тот момент, когда она начала падать, и отнес к креслу. Дженнифер затушила сигарету и поспешила на помощь.
— Элисон! — кричал Джек. — Что случилось?
— Я не знаю, — с трудом проговорила она, цепенея от ужаса.
— Льда принесите! — велел Джек. Луиз достала из морозилки несколько кубиков льда, завернула их в шелковый шарф и протянула Джеку. Он прижал узел ко лбу Элисон, вытерев с него пот.
Элисон терла руками шею. Пульс постепенно успокаивался. Она, сощурившись, оглядывала комнату, расплывшиеся во время приступа боли очертания обретали четкость. Несколько минут она молчала, не обращая внимания на суетящегося вокруг Джека. Затем подняла глаза, глубоко вздохнула и откинулась на спинку кресла.
— Прошло.
— Что прошло? — спросил Джек.
— Точно не знаю, — произнесла Элисон, глядя прямо перед собой. Она еще не совсем пришла в себя, но щеки ее немного порозовели. — Мигрень, — сказала она. — И такое ощущение, будто руки и ноги ничего не чувствуют.
Джек пристально вглядывался в нее.
— Сможешь сама держать лед?
Она кивнула и положила руку на шарф.
— Лечь хочешь?
— Нет. — Элисон решительно замотала головой. — Мне гораздо лучше.
— Ты уверена? — спросил Джек, озабоченно склоняясь над ней.
— Да, — ответила Элисон. Ей действительно стало лучше. Как ни странно, она чувствовала себя почти так же, как несколько минут назад. Но разве могут мигрень и онемение
