Однако главная причина заключалась в том, что будущий пациент Лины действительно был чудом во плоти. Он никак не мог выжить. Да, подобравший его отряд воксировал, что шахтер находится в бессознательном состоянии, — и Эльзенер почти не сомневалась, что ему уже не оправиться, — но он не погиб. Больше того, шахтер каким-то образом пробрался через завалы к воздушному карману возле поверхности, где отыскал и включил аварийный маяк.
Во всяком случае, так утверждалось в докладе. Лина кое в чем сомневалась: если горняк впал в кому, как ему удалось активировать устройство? Больше того, Эльзенер даже не была уверена, что внимание спасательного отряда привлек именно маяк. Женщина узнала об этом призыве еще до того, как о нем сообщили официально. Этот факт, о котором поставили в известность весь мир, делал свершившееся чудо еще более поразительным. В тот важнейший момент сам Бог-Император направил взоры обитателей Флегетона на пострадавший спутник!
По крайней мере, подобным образом объясняли случившееся. Несомненно, так все и произошло. Иначе и быть не могло.
Но сомнения не покидали Лину. Хирургеону выпало одной из первых узреть живое чудо, заняться его лечением; казалось, она должна восторгаться такой удачей, но вместо этого ей скручивало кишки от напряжения. Сглотнув, Эльзенер ощутила желчную горечь.
Медике взглянула на Тулина. Если ее помощник и нервничал, то успешно скрывал это. Похоже, в первую очередь Мируса раздражало, что простому шахтеру обеспечили уход, какого обычно удостаивались только аристократы Профундиса.
— Ему здесь не место, — упрямо заявил ассистент.
— Такова воля губернатора, — напомнила Лина.
Она хотела добавить: «А также Императора», — но осеклась от волнения. Тогда хирургеон отошла к входу в медцентр и окинула взглядом зал, увешанный знаменами правящей династии.
Из-за закрытых железных дверей в конце помещения донесся рев тормозных двигателей приближающегося челнока. Уже скоро ее подопечный будет здесь.
Эльзенер побарабанила пальцами по металлическим створкам. Ее напряжение перерастало в нечто среднее между боязнью и гневом. Она не понимала, что с ней.
Двери с грохотом распахнулись, и у медике расширились зрачки. В зал вошел сам лорд-губернатор Улен, за ним следовала группа дворцовых слуг с носилками, на которых лежало живое чудо.
«Разумеется, — подумала Лина. — Все должны знать, что губернатор лично встретил выжившего и сопроводил до лекарей. Как же иначе».
Она едва не оскалилась, инстинктивно удержалась от гримасы и лишь через секунду пришла в себя. От страха по коже хирургеона побежали мурашки.
Спрятав кисти в рукава длинной форменной одежды, Эльзенер отошла с прохода и поклонилась, приветствуя сановника. Улен коротко кивнул Лине, после чего направился к ближайшему операционному столу. Его прислужники положили туда горняка и удалились.
— Итак? — спросил губернатор, когда медике подошла к пациенту. Улен плотно сжимал тонкие губы, на его шее дрожала жилка. — Можете чем-нибудь помочь ему?
— Сначала нужно провести осмотр, — ответила Эльзенер. Она решила, что ей весьма неплохо удалось изобразить учтивость.
Потрудитесь как следует, хирургеон, — велел сановник. — Если он умрет, все мы пожалеем, что его вообще нашли.
— Я сделаю все возможное.
Вид шахтера не обрадовал Лину. Хотя экипаж челнока вымыл пациента, его тело представляло собой жуткое месиво из ран и кровоподтеков. Лицо мужчины оказалось страшно изуродованным. Эльзенер сомневалась, что кто-нибудь сумеет его опознать. На выяснение личности горняка уйдет немало времени; впрочем, это уже забота не медике.
Она решила пощупать пульс выжившего. Как только ее пальцы коснулись руки шахтера, тот резким движением вцепился Лине в запястье. Она попыталась вырваться, пациент сел и открыл мутные зеленые глаза. Пару секунд он бессмысленно смотрел в противоположную стену.
Затем из его зрачков пополз кровожадный багрянец. Сначала радужка, потом белки окрасились в алый цвет, но при этом во взгляд вернулась сосредоточенность. Глаза горняка вспыхнули осознанным гневом. Он посмотрел прямо в лицо губернатору, затем повернулся к Эльзенер. Его взор пылал огнем, и Лина почувствовала, как в нее вторгается злоба тысяч и тысяч беснующихся душ.
Боковым зрением хирургеон увидела кровь. Она струилась по стенам, заливала пол медцентра. Алая влага хлестала с потолка и каждой поверхности в зале.
По щекам медике текли красные слезы, но она не чувствовала ни печали, ни страха. И больше не сдерживала оскал.
— Есть ли что-либо помимо ярости? — спросил Кровавый Пророк.
За пределами громадного улья Профундис расстилались бескрайние прерии северного континента Флегетона. В течение тысячелетий эти земли, когда-то самые плодородные на планете, превращались в пустыни под воздействием загрязненной атмосферы, чрезмерной нагрузки на почву и нехватки солнечного света. На миллионы гектаров раскинулись грязевые поля. Ураганные ветра срывали пахотный слой, оставляя лишь бесполезный грунт. Впрочем, многие фермерские комплексы еще работали: город нуждался в пище, поэтому люди изыскивали новые способы земледелия. Однажды настанет время, когда не помогут даже самые отчаянные меры, но этот час еще не пришел.
На краях территорий гигантских концернов ютилось несколько менее крупных хозяйств, которыми владели последние представители некогда великих семейств. Через одно-два поколения бывшим аристократам грозила нищета.
Альбрехт Коулер неплохо разбирался в истории своей династии и знал, какими богатствами располагали его предки. Впрочем, с тех пор минуло столько веков, что зажиточность пращуров уже не волновала его. Значение имело только настоящее, и сейчас ему требовалось собрать столько зерна, чтобы ферма протянула еще год.
Возвращаясь с поля в покосившийся жилой дом, Альбрехт услышал раскаты грома и поднял глаза. Ночное небо, подсвеченное огнями улья, имело привычный черно-янтарный цвет. Никаких грозовых туч.
Раскаты продолжались, становились все громче. Казалось, они доносятся откуда-то сзади. Коулер обернулся.
Его участок заканчивался на краю выжженной солнцем глинистой равнины, тянущейся до стометровых стен улья Профундис. Город вырастал из земли чудовищно огромным вертикальным рогом — сужающимся к вершине конусом, скоплением жилых уровней и шпилей, уходящим за облачный слой. Его населяли сто миллионов человек, каждый со своими обязанностями и потребностями, верой и амбициями, желаниями и ненавистью, которые подавляли друг друга в бесконечной борьбе. Цели ее разнились в зависимости от яруса: люди с высочайших пиков жаждали роскоши и власти, тогда как обитатели недр подулья просто старались выжить.
Гром доносился из Профундиса. Он набирал силу, пока его раскаты не превратились в бой барабана величиной с целый мир. Обессилев от ужаса, Альбрехт зажал уши и упал на колени. Раздался самый оглушительный удар, и Коулеру показалось, что весь город содрогнулся. Огни улья замерцали и вспыхнули красным светом. Миллион глаз уставился в ночь.
Стихший гром сменился ревом. В первые секунды он напоминал звуки далекого
